Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
23.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
ЭкслибрисПиво - источник вдохновения
"Если в Чехии где-то пять тысяч городов и деревень, то только наша фирма обслуживает в общем и целом 30 тысяч пивных по всей стране. Например, если только смотреть на Прагу-1 - это самый центр Праги, который можно пройти из конца в конец за полчаса, - в этом небольшом районе историческом Праги, мы поставляем пиво в 500 пивных и ресторанов. То есть это, действительно, на каждом шагу. И люди, действительно, проводят в пивных существенную часть своей жизни". Сергей Юрьенен: Осенью в Праге прошло культурно-пивное мероприятие, которому и будет посвящен этот выпуск. Нелли Павласкова: В одном из центральных пражских выставочных залов "Манес" прошла месячная выставка "Пиво - источник вдохновения чешской культуры". Устроитель выставки - концерн "Праздрой", объединяющий три крупнейших пивоваренных завода, из которых наиболее известные "Пльзенский Праздрой" и "Велькопоповицкий Козел", - собрал в галерее произведения, вдохновленные пивом: всего 70 артефактов за период начало 20 века - современность, созданные четырьмя десятками художников. Среди них много именитых, много представителей бывшего запрещенного неофициального искусства, как, например, так называемой "Крестоносной школы чистого юмора без остроумия". Членам этой группы при коммунистическом режиме было запрещено выставляться в официальных галереях, поэтому художники часто работали прямо в трактирах и там же выставлялись. Понятия "пивная" "и "трактир" со временем стали почти символами чешской национального своеобразия. Это не только многолетнее мировое первенство чехов в годовом потреблении пива, но, прежде всего, чешская пивная как культурологический феномен, как место встреч и естественное пространство для культуры и политики. В самой Праге было когда-то сто пивоварен. В книгах чешских классиков Эрбена, Яна Неруды, Сватоплука Чеха много реалий, вдохновленных пивом и атмосферой пивных. А в музыке - достаточно вспомнить первую же трактирную сцену в народной опере Бедржиха Сметаны "Проданная невеста" и первое хоровое пение "Почему же нам не веселиться". В Богемии, с ее исключительно немецкими аристократическими и бюргерскими салонами, чешские трактиры-пивные взяли на себя роль естественного центра патриотической жизни эпохи чешского возрождения в 19 веке, центров различных просветительских обществ. В старину трактир был родным домом и для артистов кочевых чешских театров. Здесь проходили и любительские спектакли, и вечера "Сокола" - первой физкультурной организации Чехии, и разные танцевальные вечера, включая легендарные балы пожарников и охотников. Здесь возникали первые политические кабаре. Почти при каждом большом старинном трактире -пивной и в городах, и в селах есть залы со сценой. Так что и театр был крепко связан с пивом. В документах и архивах сохранились записи о том, кто из художников сколько кружек пива получил в качестве гонорара, или сколько задолжал в пивной. В период после разгрома Пражской весны 1968 года народные пивные стали прибежищем для альтернативной культуры и андеграунда, культуры, повлиявшей и на направления в ее развитии после "бархатной революции" 89 года. Посетители выставки любовались классическими работами - иллюстрациями Лады к незабываемому Швейку - уроженцу чешских пивных, смотрели ставшие классическими фильмы с тематикой пива и пивных, знакомились с работами бывшего андеграунда - великолепной асфальтовой Стеной плача, экзистенциальной притчей о социальной функции трактира, и с проволочной пластикой "Еще кружку пива, гарсон". На выставке состоялась встреча с литературоведом Радко Пытликом, известном в мире исследователем творчества Ярослава Гашека и автором популярной книги " В тени пивного крана". Радко Пытлик: Что такое чешский трактир? Это место обороны против стереотипа жизни, это место, где импровизировать умеют даже самые заурядные люди. Они умеют отдаться ритму импровизации и воображения. Два имени - в них творческая квинтэссенция атмосферы трактирного сообщества - стали частью мировой литературы. Первое имя - это Гашек. Второе - Богумил Грабал. Гашек был не только бродягой и аутсайдером, который ходил из трактира в трактир. В конце жизни он поселился в маленьком городке Липнице и купил там дом - внизу был трактир, вверху номера постоялого двора. И он написал: "Наконец исполнилась мечта моей жизни: я ем в трактире, пью в трактире, пишу в трактире и живу в трактире". Трактирная жизнь была не только хобби Ярослава Гашека, но и отражением его психики, проявившейся в творчестве. Гашека называли чешским Рабле и Сервантесом, ибо он открыл новый тип юмора, обогативший современную литературу. Он создал неподражаемого Швейка, до сих пор окутанного туманом непонимания. Нелли Павласкова: Между прочим, пивная "У чаши", где Швейк назначал встречи "в шесть часов вечера после войны", уже много лет - одно из достопримечательных мест Праги. От старых времен здесь остались засиженный мухами портрет императора Франца-Иосифа, музыкальные шкафы и шарманки, а прибавились рисунки Лады к роману Гашека. Теперь в бывшую пивную, ныне дорогой ресторан для туристов, просто так не попасть. Да пражане туда и не ходят. Пивная "У чаши" выпала из разряда народных заведений. Но вернемся к Гашеку и его бравому солдату Швейку. Литературовед-гашколог Радко Пытлик. Радко Пытлик: Туманом непонимания был долго окутан и сам Ярослав Гашек. Чешский писатель вернулся из советской России в 20 году с репутацией человека, четырежды пережившего свою смерть. И вот он сидит и болтает как ни в чем ни бывало в жижковском трактире: комментирует жизнь в новой республике, иронизирует над радикализмом, он - знаменитый бродяга, босяк и богема, а теперь еще и таинственный советский большевистский комиссар, двоеженец, привезший русскую жену. Гашека самого отождествляли со Швейком. Так же как и Швейка, считали нигилистом и саботажником, отрицающим вечное стремление человека к высшим и прекрасным целям. А Швейк отождествлялся со "швейковщиной" - моральным и социологическим феноменом, означавшем равнодушие и отвращение к активной человеческой позиции. И снова встает вопрос: кто же, собственно, есть Швейк? Неужели отражение чешского национального характера, как об этом высказалась русская жена Гашека Александра Львова: "Гашек сказал: я высмею Швейком всех наших дураков и покажу всем, каков наш истинный характер и что он умеет". Нелли Павласкова: Литературовед Радко Пытлик считает, что еще в большей степени, чем Швейк, трактирным можно считать другое произведение Гашека с судьбой менее счастливой, чем роман. Это сборник рассказов о созданной Гашеком в пивных и трактирах партии. Он назвал ее "партией медленного прогресса в рамках законности". Сборник увидел свет только через 60 лет после создания. Радко Пытлик: Эта книга - сокровищница интеллектуальной иронии, способная открыть и скрытые значения, и клише. В ней ирония Анатоля Франса и немецкая критическая литература 90-х годов 19 века. В ней "предвыборные" сатирические речи Гашека, произнесенные им в трактирах, речи на такие темы, как "О святых с точки зрения народного хозяйства", "О национализации дворников" (как это произошло на Руси, где многие дворники были сотрудниками царской охранки), "О воспитании полицейских стукачей", "О порче продуктов" и так далее. На основе этих речей были написаны многие пьесы, выступления в кабаре, куплеты и песенки. Нелли Павласкова: В период социализма в подпольной самиздатовской литературе возродился образ Швейка, доводящий до абсурда покорность режиму. Вацлав Гавел. Одноактная пьеса "Аудиенция", 60-е годы. Действие происходит на пивоваренном заводе, куда власти отправили на перевоспитание производством непокорного писателя Фердинанда Ванека. Чернорабочего Ванека внезапно вызывает к себе главный пивовар завода Сладек: Сладек: Да-да? Ванек: Добрый день. Сладек: А, пан Ванек! Проходите! Садитесь! Пиво хотите? Ванек: Нет, спасибо. Сладек: Ну что так-то? Ну давайте, выпейте уж. Ванек: Спасибо. Сладек: Так что, как работается? Ванек: Спасибо, Спасибо, хорошо. Сладек: Ну правильно, а как же иначе, верно? Вы пейте! Вы что не пьете-то? Ванек: Спасибо, я вообще-то не большой любитель пива. Сладек: Да ну? Серьезно? Ну мы-то вас здесь научим! У нас полюбите! Мы тут все пиво пьем - такая уж традиция. Ванек: Знаю. Сладек: А что вы грустный такой? Веселей надо быть! Ванек: Да я не грустный. Сладек: А как вам у нас нравится? Ванек: Нравится. Сладек: Могло быть и хуже ведь, а? Ванек: Еще бы. Сладек: Человек, он ко всему привыкает, верно? Ванек: Верно. Сладек: Допивайте-ка, допивайте! Ванек: Спасибо, мне хватит. Сладек: Да ладно вам, вы же еще ничего не выпили. Так что же вы там такое писали, если не секрет? Ванек: Пьесы. Сладек: Пьесы? Ага. Что, и в театре что-нибудь играли? Ванек: Да. Сладек: А может вы и Карла Готта знаете? Ванек: И его тоже. Сладек: Ну и насколько же они тянули, эти ваши пьесы? Ванек: По-разному. Сладек: Ну, тыщ пять за штуку, поди, заколачивали? Ванек: Все зависит от того, как часто театр играет пьесу, иногда получаешь прилично, а в другой раз совсем ничего. Сладек: Это что, целый месяц ничего? Ванек: Да бывает, что и по нескольку месяцев. Сладек: А, выходит, и вам не так уж сладко приходится, а, в общем, как везде так, что ли? Ванек: Ну да. Сладек: Во как в жизни бывает, а? Это, я вам скажу - поворот! Да вы что-то совсем не пьете! Ванек: Да пью я, пью. Сладек: Послушайте, я вам кое-что скажу, но это чисто между нами: сидел бы на моем месте кто-то другой, вы б здесь и дня не проработали, за это я вам ручаюсь. Ванек: А у вас что, были из-за меня осложнения? Сладек: А то как же! Ванек: Я вам очень обязан. Сладек: Знаете, я тут перед вами ничего не хочу изображать, но если я вижу, что могу кому-то помочь, то чего не помочь? Ну такой у меня характер, просто такой. По моему мнению, люди должны помогать друг другу, сегодня - я вам, завтра - вы мне. Что, скажете, не так? Ну, а что Карел Готт, как он там, в порядке? Ванек: Наверное. Сладек: Послушайте, Фердинанд! Можно мне так вас называть? Ванек: Конечно, конечно. Сладек: Что вы скажете, если я вас переведу в кладовщики? Не плохо было бы, а? В конце концов, вы - интеллигент, да и честный человек, кроме того. Так как? Ну не катать вам со всякой швалью бочки до конца жизни! Сидели бы в тепле, после обеда склад запирали, вроде как для инвентаризации, и могли бы себе преспокойненько выдумывать всякие хохмы для своих пьесок, а захотели бы, так и вздремнули бы часок. Что скажете? Ванек: Думаете, можно? Сладек: А чего ж невозможно? Ванек: Я, конечно, не в том положении, чтобы выбирать, но, если бы такая возможность действительно представилась, то для меня, разумеется, было бы совсем неплохо. Сладек: А, ну так, может, обмоем это дело, а? Ванек: Это можно. Сладек: Ну-ка, залпом до дна! А что вы грустный такой? Ванек: Да не грустный я. Сладек: Веселей надо быть. Слушай, Фердинанд! Мы с тобой друзья, а? Ванек: Ага. Сладек: Это ты не просто так говоришь? Ванек: Да нет. Сладек: Ты мне веришь? Ванек: Ну, конечно, верю. Сладек: Погоди, ты честно скажи - ты мне веришь? Ванек: Ну верю, верю. Сладек: Слушай, я тебе кое-что скажу, но это чисто между нами, понял? Ванек: Понял. Сладек: Могу положиться? Ванек: Можете. Сладек: Ну так слушай. Ходят тут насчет тебя всякие, интересуются... Ванек: Кто? Кто всякие? Сладек: Ну, эти. Ванек: Серьезно? Сладек: Ну ей-Богу! Ванек: Вы думаете, моя работа здесь, на пивном заводе, под угрозой? Что, требуют, чтобы меня уволили? Или, может быть, у вас неприятности из-за того, что вы меня сюда взяли? Сладек: Я тебе кое-что скажу, но это чисто между нами, понял? Ванек: Понял. Сладек: Могу положиться? Ванек: Можете. Сладек: Тогда слушай: сидел бы на мрем месте кто-то другой, ты б здесь и дня не проработал, за это я ручаюсь! Хватит с тебя? Ванек: Я вам очень благодарен. Сладек: Я не для того говорю, чтоб ты меня благодарил. Я только чтоб ты знал, какая ситуация вырисовывается. Ванек: За это спасибо. Сладек: А у тебя с ней что-нибудь было? Ванек: С кем? Сладек: Ну, со звездой нашей, с Иржинкой Богдаловой? Ванек: У меня? Нет, не было. Сладек: Что, совсем ничего? Ванек: Совсем. Сладек: Ну ты и лопух! Ванек: Я конечно ценю вашу искренность. Сладек: Ты вообще понимаешь, чем я рискую, что я тут с тобой такой честный? Какая мне радость, если ты меня засыпешь? Ведь я тут с тобой буквально все ставлю на карту! Ванек: Я об этом никому не скажу. Сладек: Не скажешь, так напишешь. Ввернешь в какую-нибудь пьеску, они ее у тебя изымут - и мне крышка! Ванек: Можете положиться, это останется между нами. Сладек: Ей-Богу? Ванек: Обещаю. Клянусь. Сладек: Фердинанд! Ванек: Да? Сладек: А знаешь, что в этом деле самое тухлое? Ванек: Что? Сладек: А то, что я, ну хоть убей, никак в толк не возьму, что я им каждую неделю докладывать должен? Ведь я же о тебе нечегошеньки не знаю. Нет, ты мне скажи, о чем я им все время докладывать должен? Ну о чем?! Ванек: Вы извините меня, но в этом я вам вряд ли чем смогу помочь. Сладек: Нет, очень даже сможешь! Если захочешь! Ванек: Я? В каком смысле? Сладек: Ты ж интеллигент, а? У тебя ж политический кругозор, а? Ты ж писатель. А кому же, как не тебе, лучше знать, что им нужно! На складе у тебя будет куча свободного времени. Что с тобой сделается, если ты разок в неделю черкнешь мне пару строчек на клочке бумаги? Или я от тебя этого не заслужил, а? Беру тебя под свою опеку! Будешь у меня как сыр в масле кататься! И пива можешь домой таскать, сколько унесешь! Для тебя э это раз плюнуть! Те же, черт побери, писатель! Ванек: Поймите, я в самом деле вам очень благодарен за все, что вы для меня сделали, я это очень ценю. Но только... вы уж простите, но... не могу же я сам на себя доносы писать... Сладек: Какие доносы? Кто говорит доносы? Ванек: Дело не во мне, мне это уже навредить никак не может, дело в принципе! Я из принципа не могу пойти на... Сладек: На что? Нет, ты скажи! На что ты не можешь пойти? Ванек: На то, с чем я не согласен. Сладек: Не можешь, значит. Ты, выходит, не можешь! Вот и отлично! Вот ты себя и показал! Вот и раскрылся! А я! Меня ты бросаешь, да? На меня тебе наплевать? Я могу быть свиньей! Я могу по горло в этой грязи бултыхаться, до меня нет дел, я - дурак неотесанный, "Без ума голова - пивной котел"! А он, барин, он на такое пойти не может! А я себя вымазал по уши в дерьме, могу я это, а он, барин, чистеньким останется? У него, видишь ли, принципы! А что все остальные, об этом он не подумал! Один он такой принципиальный! Принцип ему, понимаешь, важнее человека! Вот в этом вы все! Ванек: Кто мы? Сладек: Ну, вы! Интеллигенты! Баре! Нелли Павласкова: О том, как пивная помогала чешскому андеграунду выжить в беспросветное время нормализации, наступившее после подавления советскими танками Пражской весны, рассказывает пражский бард Вацлав Коубек. Вацлав Коубек: Мы - это те, которые хотели летать высоко, не умели ничего другого, и оказались в котельных. Там мы нашли свою свободу и тишину для своих мыслей и своих книг. Когда я был истопником, я иногда работал 16 часов подряд - а потом у меня был день отгула. А когда я работал подряд 32 часа, мне давали два дня отгула. И я однажды выдержал 64 часа, за это мне дали четыре дня отгула. И вот после этой 64-часовой смены я вышел из котельной в 5 утра и отправился в пивную "На весах" - единственная в округе она открывалась в пять утра. А там уже сидели все те, кто имел что-то общее с огнем - истопники, пожарники, мусорщики. И все уже качали в себя пивечко на рассвете. "Пльзенское" - как же иначе, ведь мы сейчас на выставке "Пльзенского праздроя". И мы ждали в пивной восхода солнца. И дождались: однажды после подобной долгой смены я вышел на улицу, и мне сообщили, что произошла революция, и теперь у меня будет свобода и отгул - на всю жизнь. И тогда я написал песенку, она посвящается "всем истопникам на нашей улице, которые хотели летать высоко:. А по утрам вылезали из своих подземелий"... Нелли Павласкова: На писательские чтения в галерею Манес пришел и нетипичный для пива писатель - всего-то две кружки пива после обеда и то не каждый день - писатель, наиболее читаемый в Чехии: Михал Вивег. Михал Вивег: Клянусь здоровьем своих близких, что я, хотя хожу в кафе и винные погреба, пью пльзенское пиво, по крайней мере кружку после обеда, и это я говорю не в порядке подхалимажа перед фирмой, нас пригласившей. И хотя я с удовольствием пью пиво, признаюсь - никакого рассказа о пиве у меня нет. Поэтому я просто прочту вам мой новый рассказик: Михаил ВИВЕГ. ВЛЮБЛЕННЫЙ СКИНХЕД Он вошел в автобус где-то на окраине города и уселся посредине двойного сидения прямо напротив меня. Я машинально взглянул на него, но сразу же испуганно снова опустил глаза к развернутой газете - предки мне оставили в наследство всего лишь одну восьмую еврейской крови, но из-за большого носа и темных кудрявых волос мне разные чешские арийцы уже два раза давали больше одной восьмой. Поэтому я предпочел рассматривать его украдкой: ему могло быть около двадцати, он был мощный, тучный, одет был в короткую зеленую куртку (кажется такие называются бомбер), в черные джинсы с отогнутыми краями, на ногах черные "канады". Голова его была почти голой, на неглупом лице устоялось знакомое брезгливое выражение человека, в поте лица трудящегося на благо народа - и которому народ вместо благодарности платит фальсифицированными судебными процессами и тенденциозными телевизионными репортажами (слава богу, что все же некоторые полицейские и судьи разобрались, кто настоящий враг народа:). В руке он держал три алые розы, завернутые в прозрачный целлофан. Сначала я подумал, что сегодня день рождения Гитлера или Геббельса, но потом начало происходить такое, что немедленно опровергло мою гипотезу: на следующей остановке в автобус вошла маленькая, наверное, восемнадцатилетняя девушка, в вельветовых брюках и красивом свитере цвета беж, она села рядом со скинхедом. "Белокожая сила" молча поцеловал ее и вручил ей розы; он проделал это так церемонно, что я сразу подумал, а не новая ли это тактика, с помощью которой скинхеды пытаются проникнуть в парламент. Чтобы улучшить свою репутацию в глазах общественности, они теперь пытаются вести себя по возможности прилично, мусор бросают в урны; может быть, даже помогают белокожим слепцам переходить дорогу:. И покупают своим девушкам цветы. Девушка благодарно полюбовалась цветами, понюхала их и преданно положила голову на плечо скина, благодаря чему непримиримое выражение лица парня немного растаяло, а когда она вдобавок погладила ему руку, то мускулистый "Ничего кроме народа" не удержался и, сраженный любовью, сунул девушке в ухо язык. Но вдруг его лицо снова окаменело И он угрожающе начал рассматривать автобус (эти молниеносные изменения в лице, свидетелем которых я стал еще несколько раз на протяжении нашего пути, мне напомнили одного офицера бывшей Чехословацкой народной армии, которого по уикендам посещала в казарме его подруга: в перерывах между нежными поцелуями ему удавалось громко и вульгарно обругать всю нашу роту:) Как говорит Вуди Аллен, трудно смеяться над фашистом в начищенных до блеска сапогах, гораздо эффективней пустить в ход бейсбольные дубины: Но так как у меня таковых нет (а если бы и были, все равно я не сумел бы ими воспользоваться), я попытался мысленно представить себе, как выглядит такое скинхедское супружество. Он (уходя): Так, мама, пока. За победу! Она: За победу, но куда же ты снова прешься? Он: Иду с ребятами задать хороший урок этой черной грязи. Она: Ладно, но чтоб до девяти быть дома! Если любовь скинхедов и в самом деле заканчивается вот этим, то нет никакой надежды. Даже той слабенькой, что теплилась в его розах. Нелли Павласкова: С чешской пивной, о чем говорил и участник передачи литературовед Радко Пытлик, неразрывно связаны два великана чешской литературы: кроме Гашека, это Богумил Грабал, в возрасте 83 лет по собственной инициативе ушедший из жизни. На протяжении многих лет Грабал ходил по вторникам в пивную "У Золотого тигра" - в самом центре Старой Праги. Там к нему не раз подсаживался бывший президент Вацлав Гавел, министр иностранных дел США чешка Мэдлин Олбрайт, а однажды и Билл Клинтон. Выросший на пивном заводе в семье управляющего, Грабал считал трактир своим родным домом. В книге "В тени пивного крана" Радко Пытлик пишет: "Стоит войти пану Грабалу в трактир, как персонал сразу чует в нем родственную группу крови, данную интимным знанием среды и верой в ее ритуалы. Ему не надо вымогать благосклонность персонала фамильярным "тыканием" и чаевыми - никто из обслуги не позволит себе ни малейшей дерзости и неуважительности с характерным оттенком некоторого пренебрежения посвященного в таинство по отношению к дилетанту. Королевские чаевые от пана Грабала - это жест герцога по отношению к воину, предназначение и страдания которого ему хорошо известны, и он умеет их оценить. Грабал не брезгует посещением "черной кухни" трактира, воняющей жиром и парами, откуда официанты, как эквилибристы, выносят на подносе по десять тарелок. Грабал пишет: Они наклоняются, выравнивая тяжесть подносов на ладони одной руки, я вижу, как они ловят уходящий центр тяжести , я вижу их многочисленное отражение в зеркалах: Потом я иду на кухню, на свою последнюю смену до одиннадцати вечера, и до ночи буду сидеть в этой гигантской зале с запахами подгоревшего жира, поднимающегося к потолку, с запахами соусов, жареного и вареного мяса, цыплят на гриле и порционных бифштексов:" Нелли Павласкова: В рассказе "Домашнее задание по прилежанию" Грабал рассказывает, как он, по настоянию жены, вводил ее в трактир, в пивное общество. "Я привел ее в компанию гостей трактира "У двух кошек". Мы сели за большой стол в тот самый момент, когда приехавшие в Прагу колхозники как раз доели укропный соус и спешно уходили в Национальный театр. А я смотрю: они оставили пять кнедликов и много соуса. Я подвинул свою тарелку и с огромным аппетитом все это доел и еще непрерывно хвалил, как хорошо здесь готовят, а моя жена сидела красная, как рак, и отодвигалась от меня, так ей было стыдно. Потом наш стол совсем опустел и откуда ни возьмись - рядом с нами оказался какой-то старичок, милейший, но с мокрыми штанами. На его вопрос, свободно ли здесь, моя жена ответила: нет, мы ждем друзей, но я, чтобы ввести жену в компанию, в это общество, говорю: Да, дедушка, пожалуйста, садитесь, садитесь рядом с моей женой, вы, наверное, в жизни многое пережили, не правда ли? А старичок отвечает: Не пережил, но много пил; когда был моложе, все время был накачан пивом, а когда случайно, то из пальца сначала текла пивная пена, и только потом появлялась капелька крови". Нелли Павласкова: На выставке "Пиво - источник вдохновения чешской культуры" выступали друзья Грабала, много лет проводившие с ним вторники в пивной "У Золотого тигра". Доктор искусствоведения Франтишек Дворжак: Франтишек Дворжак: Я познакомился с Грабалом давно, когда он еще был рабочим сцены "Театра На забрадли", но прошли годы, прежде чем он выразил мне доверие и пригласил меня приходить по вторникам в "Золотой тигр" и садиться за его стол. Каждая встреча с Грабалом - это было приключение, захватывающая авантюра, - каждый раз все по-новому. И только теперь, по прошествии времени после его смерти, мы можем с юмором вспоминать эти сценки в пивной. Придя в пивную, и заказав пиво, Грабал приступал к своему обряду. За столом воцарялась тишина, он, не отрываясь, смотрел на чудо: пена превращалась в жидкость. Если кто-нибудь по незнанию нарушал священное молчание, то на него все шикали. И горе было тому, кто решался вмешаться в эту тишину. Однажды в эти священные минуты к нашему столу подошла какая-то дамочка, она несла стопку книг Грабала, хотела получить автограф от автора. "Уходите,- закричал на нее Грабал.- Оставьте меня в покое. Я сижу здесь только со своими друзьями". Дамочка не сдавалась: "Ведь вам же говорили о том, что я приду. - Я ничего не знаю. - Но вы же обещали. - Кому обещал? - Бартошке. (Это знаменитый чешский актер и президент Карловарского кинофестиваля.) - Пусть идет ваш Бартошка знаете куда? - ответил Грабал. На следующий день дамочка снова пришла в пивную, подошла вплотную к Грабалу, вытащила огромный кухонный нож и сказала ему: "Если не подпишите мне книги, я вас на месте изрублю на куски". Грабал засмеялся и уступил. В нашей компании в пивной мы, в основном, говорили о литературе. Грабал выхватывал какую-то тему и начинал потрясающе импровизировать. Как жаль, что мы не записывали на магнитофонную ленту эти блестящие импровизации! Он цитировал наизусть на прекрасном немецком языке Гердера, Клейста, Гете. Конфликты возникали тогда, когда кто-то его перебивал: " Но вы еще забыли, что тогда тот сказал:" Грабал в бешенстве вскакивал с места: "Расплачиваюсь и ухожу". В поток его речи, вошедший в историю литературы под неологизмом "пабени" - "изливание" никто не смел врываться. Нелли Павласкова: О Грабале вспоминает его самый молодой друг, издатель Томаш Мазал: Томаш Мазал: Каково было отношение Грабала к пивной и к пиву? Грабал отнюдь не был пьяницей, но с детства он жил на пивоваренном заводе, где его отец служил управляющим. Мы все это прекрасно помним по фильму Менцеля "Эти старые добрые времена". В семье пиво пили вместо лимонада. Отец часто ездил инспектировать пивные, торговавшие его пивом, и брал с собой сына. Грабал с детства привык к атмосфере чешских пивных и трактиров. Она казалась ему абсолютно естественной. Позже он напишет: Мое отношение к пиву - сакральное. Ходить с Грабалом в пивную было как ходить с ружьем на крупного зверя. Вспоминаю как однажды тема нашего общего разговора ему или не понравилась, или просто была неинтересна. Он отсел от нас за маленький подсобный столик, куда официанты составляли грязную посуду, и сидел там в гордом одиночестве, не заметив, что на столике стоит блюдечко. А так как столик находился недалеко от туалета, куда по понятным причинам все время бегали гости - в "Золотой тигр" ходили в основном за экзотикой иностранцы - то они клали на блюдечко, стоящее перед Грабалом, монетки за туалет, и он не возражал. Через некоторое время он вернулся к нашему столу: Пока вы, идиоты , болтали чепуху, я заработал 60 крон на пиво". И в больницу мы его возили всегда из пивной - и в самую последнюю минуту. Однажды мы собирались его навестить в больнице, а он неожиданно выписался, взял такси - и прямым ходом - к "Золотому тигру". А там никого нет из нашей компании. Он звонит всем: где же вы, кретины, куда вы подевались? В последние годы жизни, овдовев, он практически не выходил из пивной. На ночь он ездил автобусом 40 километров из Праги в свой загородный дом, а утром снова приезжал в Прагу - и сразу же в пивную. Нелли Павласкова: Воспоминания о Богумиле Грабале продолжил доктор искусствоведения Франтишек Дворжак. Франтишек Дворжак: Я уже говорил, что наиболее частой темой наших застольных бесед была литература. Но не менее частой темой был футбол. Грабал подробно описывал какой-нибудь матч. И если матч длится обычно полтора часа, то Грабал его описывал целых три. Мы не только молчали, мы засыпали над столом, а над нами раздавалось: "3:2! Пенальти!" Нелли Павласкова: Футбольную тему перехватывает издатель Томаш Мазал Томаш Мазал: Я вспоминаю, как однажды мы были с Грабалом в Барселоне. Мы были у его издателя, и тот сказал, что мы должны немедленно поехать к мэру Барселоны, потому что мэр - страстный поклонник Грабала и хочет с ним познакомиться лично. Мы поехали в ратушу, где нам пришлось ждать мэра, так как он задерживался у премьер- министра Каталонии. Вскоре мэр пришел и, желая завязать неформальный разговор на тему книг Грабала, спросил его: "Ну, а как поживает ваш кот Кассий?" В ответ Грабал обиженно буркнул: "А вам что за дело до него?" Мэр чрезвычайно смутился, а Грабал вдруг заметил фотографию на стене, где мэр был запечатлен в футбольной форме. "Послушайте, - оживился Грабал. - Вы играли в футбол?" Мэр сказал: "Да, я был защитник".- " Черт побери, как и я в Нимбурке",- воскликнул Грабал. И он назвал по фамилии всех игроков, игравших в 1936 году в испанской команде какого- то клуба. А однажды он созвал всех нас к "Тигру", и мы там целый час молчали, а потом разошлись. А поздно вечером он нам всем позвонил и сказал: "Какой чудный вечер мы провели!" Франтишек Дворжак: Однажды мы были свидетелями того, как к Грабалу в нашей пивной "У Золотого тигра" пришла девушка и принесла ему свой рассказ. Он с большим интересом прочел первые две страницы, а потом сказал: "Барышня, простите, но это все - дерьмо". Она печально посмотрела на него, и на глаза у нее навернулись слезы. Он понял, что переборщил и начал пятиться назад: "Да нет, с другой стороны, все фразы идут вроде бы друг за дружкой, идеи неплохие : Подождите, я еще раз все прочту". Прочел еще раз и сказал: " Извините, но по правде говоря - цена всему этому - дерьмо". Грабал не боялся крепкого словца. Достаточно вспомнить его роман "Я служил английскому королю". Но горе было тому, кто в его присутствии рассказывал пошлые анекдоты, он это ненавидел. Нелли Павласкова: И Грабал, и Гашек, будучи высокообразованными интеллигентными людьми, большими знатоками философии и мировой литературы, любили чешский трактир и пивную за их глубокую демократичность. Литературовед Радко Пытлик Радко Пытлик: Однажды Прагу посетил премьер-министр Франции Эррио, который немного научился говорить по-чешски - его жена была чешка. Он захотел посетить типичный чешский трактир, его сопровождал заведующий отделом нашего МИДа - рассказывал нам эту историю Богумил Грабал. В "Золотом Тигре" они заказали отварную свинину с горчицей и хлебом, кружку Праздроя и слились с остальными посетителями. Эррио говорит своему сопровождающему, а он был постоянным гостем Тигра: Вот я вижу за тем столиком сидит университетский профессор Гетцель, автор вашей конституции, а кто рядом с ним? Это парикмахер с Жижкова. А вот там я вижу председателя парламента Малипетра, а вот его соседа я не знаю. А это мастер-маляр из Старого города. А кто сидит вон там, рядом с председателем суда? Этого человека работник МИДа не знал, но на помощь пришел их сосед по столу. Это мастер по похоронным подсвечникам из Нового города. А сам ты кто? - спрашивает удивленный Эррио. Сосед поднял кружку с пивом: " А я, осмелюсь доложить, консьерж из Старого города". Тогда премьер-министр Франции торжественно заявил: "Господа, я жил в обмане. Демократия не во Франции, а здесь, у вас". А было это еще в двадцатые годы двадцатого века: Другие передачи месяца: |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
