Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
22.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[23-03-03]
Россия как цивилизацияПогибли за ФранциюАвтор Елена ОльшанскаяВедущая Ирина Лагунина Ирина Лагунина: В разгар Первой Мировой войны году между Россией и Францией было заключено соглашение об отправке четырех пехотных бригад на Французский и Салоникский фронты в обмен на поставку военного снаряжения. Российская армия была плохо вооружена. У французов не хватало солдат. Статных, голубоглазых воинов ( их отбирали специально, как в гвардию) союзники встречали с цветами и оркестром. Их посылали на самые тяжелые участки фронта, они храбро сражались и умирали как герои. После Февральской революции среди офицеров и солдат начался раскол: одни отказывались дальше воевать за чужую землю, другие составили "легион чести". Историк-архивист Светлана Попова много лет изучает судьбу русского экспедиционного корпуса. Режиссер Сергей Зайцев недавно сделал о нем фильм - "Погибли за Францию". Елена Ольшанская: В конце 80-х годов впервые в жизни я побывала за границей, в Германии и во Франции. Помню сильное впечатление, которое произвели на меня памятники и мемориальные доски, посвященные Первой мировой войне, главным образом, их количество: они встречаются чуть ли не на каждом шагу. Ничего подобного в Советском Союзе не было, хотя на той войне полегло немало русских жизней. Страшный шрам, оставшийся на лице Европы, в России оказался стерт последующими историческими событиями. Иногда вот таким образом и начинаешь догадываться о масштабе трагедии, пережитой страной в ХХ веке. Вскоре после той поездки я познакомилась со Светланой Сергеевной Поповой и услышала от нее историю русского экспедиционного корпуса, который в 1916 году был послан воевать на стороне Франции. Светлана Сергеевна - архивист, она работала в Центральном Государственном особом архиве (ЦГОА), фонды которого для посторонних исследователей долгое время были недоступны. Это - собрание документов, вывезенных фашистами во время Второй мировой войны из разных стран Европы, ставших затем трофеем советской армии. В 1990-е годы эти материалы, а многие из них так и остались неразобранными и лишь частично скопированными, по решению российского правительства, были возвращены их законным владельцам. Светлана Попова: Я изучала фонды архива военного министерства Франции. Немцы вывезли французские архивы, в частности, этот фонд в Чехословакию с тем, чтобы потом отправить в Германию. При освобождении Чехословакии нашими войсками этот фонд и другие французские архивы были отправлены в Россию. Очень много документов было в растерзанном состоянии, а некоторые были в готовых, укомплектованных делах. И архивисты составляли описи к этим документам, давали номера свои. На протяжении многих лет изучали. У нас был фонд Главного управления национальной безопасности Франции. Архив этот вернулся во Францию давно, в 1993-м году ушел. Сейчас в микрофильмах часть осталась. Помимо того, у нас было очень много и сейчас еще в архиве много немецких документов. В 91-м или 92-м году к нам пришел в архив главный редактор журнала "Источник" Сергей Кудряшов. Журнал только набирал силы, они искали материалы. Пришел он к нам в архив и спросил, есть ли какие-то материалы, имеющие отношение к Первой мировой войне. Я ему предложила тему по русскому экспедиционному корпусу. Почему я предложила - потому что им нужно было срочно сделать. В течение ближайшего времени, а у меня уже кое-что было. Я решила, что у нас не очень много материалов, а у меня ведь своя работа была архивная. Это моя личная инициатива была для этого журнала, я заинтересовалась и стала просматривать дела. Потом я выяснила, что много материалов по этой тематике есть в Военно-историческом архиве. Французы передали ему свои фонды, свои архивы по этому корпусу. Но это переписка русского командования с французским командованием. А в Особом архиве - внутренняя переписка французов, французских департаментов, французского военного командования и так далее. И выяснилось, что имеется огромное количество материалов. Елена Ольшанская: Документальный ильм "Погибли за Францию" произведен обществом франко-русских инвестиций - СИФРУС. Автор и режиссер фильма - Сергей Зайцев. Он закончил Гнесинское училище, потом - Высшие режиссерские курсы. Российская история стала темой нескольких его работ. Светлана Попова: Первый мой фильм был о русских моряках, которые с Врангелем ушли из Крыма в Константинополь, потом через какое-то время были отправлены на стоянку в северный порт Туниса, Бизерт. Так случилось, что я оказался в Тунисе в советское время, еще до первого путча, и там наткнулся на разоренное кладбище наших моряков русских. Меня поразило, в каком состоянии это все пребывает. Я познакомился с Анастасией Александровной Ширинской-Манштейн, которая там живет. Она дочь командира миноносца "Жаркий" Александра Сергеевича Манштейна. Это тот самый "Жаркий", который помогал спасать врангелевский казачий десант на Кубань. И потом ее отец отказался принять французское гражданство, потому что он считал себя российским подданным. И мать ее отказалась принять гражданство, и она так же без гражданства всю жизнь и прожила. В 2002-м году в августе ей исполнилось 90 лет. У нас завязалась дружба. В 1994-95-х годах я уже там снимал. На тему экспедиционного корпуса я вышел тоже достаточно давно. Но что значит вышел? Я не историк, я специально ею не занимался. Историки меня познакомили с этой темой, в частности, Владимир Викторович Хлобыцын, который в фильме у меня рассказывает некоторые эпизоды, он командирован был журналом "Вокруг света" и тогда написал большую статью, которая называлась "Погибли за Францию". И я решил так же фильм назвать - "Погибли за Францию". Елена Ольшанская: Военный союз Англии, Франции и России ("Антанта" - "согласие") сложился еще в 1907 году. Ему противостоял "Тройственный союз" Германии, Австро-Венгрии и Италии. Министр иностранных дел Извольский писал в 1911 году Петру Столыпину: "Вы знаете, все пять лет, которые я провел на посту министра, меня постоянно мучил кошмар внезапной войны... В любом случае это означало бы Finis Russiae" (конец России) как великой и независимой державы". В 1914 году Россия была еще не готова к большой войне, требовалось несколько лет на завершение военной реформы. В то же время налицо был экономический взлет. После 1897 года российский рубль стал одной из самых устойчивых валют в мире. Потекли иностранные инвестиции, ежегодный прирост в ведущих областях промышленности к началу войны составлял 15-17%. Удвоились хлебные урожаи, Россия активно экспортировала зерно и муку, обеспечивала 50% мирового вывоза яиц. Государственная монополия на продажу спиртных напитков - "пьяные деньги" - давали около четверти всех доходов государства. За 20- летний период население империи возросло на 50 млн. человек, или на 40%. 17 июля 1914 года Николай П объявил мобилизацию российских войск - фактически это означало вступление России в войну. Министр Сергей Сазонов вспоминал свой разговор с царем накануне мобилизации: "Государь молчал. Затем он сказал мне голосом, в котором звучало глубокое волнение: "Это значит обречь на смерть сотни тысяч русских людей". Светлана Попова: Инициатива была французов. В 1915-м году приехал в Ставку председатель Военной комиссии французского сената Поль Думер. В документах Ставки такое выражение я встретила: "Он предложил торг бездушных предметов на живых людей". То есть, он предложил 300 тысяч французских винтовок для русской армии в обмен на ежемесячную присылку во Францию по 40 тысяч русских солдат невооруженных в течение нескольких месяцев. Франция и союзники смотрели на Россию как неисчерпаемый человеческий резервуар, такое клише установилось. Михаил Алексеев, начальник Генштаба, был крайне против этого и надеялся, что в виде опыта мы отправим во Францию отряд из добровольцев, чтобы выяснить, насколько это перспективно, и, может быть, все этим ограничится. В крайнем случае, если придется уступить союзникам, то отправить одну дивизию. Но через несколько месяцев, в мае 1916-го года, с французским министром Рене Вивиани и министром вооружения Альбером Тома (он был социалистом) в Ставке подписывается соглашение об отсылке во Францию пяти бригад, помимо двух, которые уже были во Франции. Но в связи с тем, что требовались солдаты для русского фронта, ограничились посылкой еще двух. Первая и третья бригады воевали на французском фронте, а вторая и четвертая на македонском фронте. Держался в определенном секрете отъезд этих отрядов, потому что в это время не хватало рабочих рук. И, больше того, даже церковь поднимала вопрос: имеет ли право государь подвергать опасности религиозные чувства солдат и их преданность существующему политическому порядку, отправляя их в чужую страну?" Это из письма французского помощника военного атташе в Петрограде подполковника Лаверня (потом он станет начальником французской военной миссии в России) - в июне 1916 года пишет во Францию о своем впечатлении, как общественное мнение воспринимает это, в частности, Святой Синод. Светлана Попова: Я бы вообще не трактовал то, что произошло, как обмен людей на оружие. Конечно, со стороны Франции это была смелая просьба - 400 тысяч мобилизованных россиян обменять на винтовки. Понятно, почему генерал Алексеев был возмущен моральной стороной такого предложения. Но все же помогать союзникам было долгом России, и когда-то еще об этом Александр Третий договаривался с президентом Франции Сади Карно. Мы все равно, так или иначе, должны были помогать. Дело в том, когда мы вступили в Восточную Пруссию, чего Пруссия не ожидала, это помогло французам выиграть сражение на Марне, мы же спасали не только Францию, о чем она нас просила - срочно выступайте, конечно, это им помогло - но мы и себя спасали. Если бы мы сидели и ждали, немцы разбили бы французов, это очевидно было, и всю мощь свою обрушили бы на Россию. Поэтому я бы не рассматривал это как обмен людей на оружие. Во-вторых, Алексеев не собирался 400 тысяч солдат посылать, он не собирался даже посылать четыре бригады, которые в результате были посланы. Он пошел на уступки только потому, что в России действительно не хватало оружия, действительно с берданками выходили. Весной 1915-го года была трагедия: по винтовке на два человека, по пять патронов на винтовку, по пять снарядов на батарею в день. Поэтому Алексеев вынужден был пойти на уступки и послать одну бригаду. Еще три бригады вынудили послать французы. Песня:
Елена Ольшанская: В фильме Сергея Зайцева звучат старые солдатские песни. Их еще сегодня изредка можно услышать в русских деревнях. Современный фольклорный ансамбль "Русичи" составили люди, занимающиеся таким важным делом - они не только собирают народные песни, но дают им вторую жизнь. Как шел набор солдат в экспедиционный корпус? Интересное свидетельство об этом можно почерпнуть в биографии видного советского военачальника, министра обороны времен Хрущева, маршала Родиона Яковлевича Малиновского. Светлана Попова: Безусловно, россияне хотели показать отборные свои части, конечно же присутствовало такое - козырнуть перед Францией. Поэтому действительно по цвету волос сначала подбирали, по цвету глаз, конечно, по профессиональным каким-то качествам. Как, скажем, Родион Малиновский попал в первую бригаду генерала Лохвицкого? Он просто блестяще сдал экзамен по пулеметному делу в Самаре, где он был в то время в госпитале раненый. Потому что к тому времени, как набиралась бригада, в которую он попал, он уже повоевал мальчишкой на Восточном фронте, он уже получил Георгия, был ранен, он уже прекрасно знать пулемет. Он просто не мог плохо сдать этот экзамен, он сдал его блестяще. Хотя он сам, как писал в мемуарах, не хотел ехать, но он не знал, для чего его экзаменуют. По профессиональным военным качествам отбирались люди туда, безусловно. По приказу Николая Второго к бригаде был прикреплен оркестр великолепный, даже фотографий много есть с этим оркестром. Книжку, которую Родион Яковлевич писал в 60-е годы, насколько я знаю, чуть-чуть не успел дописать. Она была вскоре после его смерти издана и первоначально название было "Байстрюк" - "незаконнорожденный". Он просто без отца рос, отца он никогда не знал, поэтому он так и назвал книжку. С таким называнием она не могла выйти, поэтому ее назвали обтекаемо - "Солдаты России". У него есть персонаж Ванюша Гринько, прототипом которого сам Малиновский и является. Он очень близко к своей судьбе описал это. Светлана Попова: Известно, что их встречали с цветами, солдаты воспринимались как герои, которые пришли защитить и помочь Франции и союзникам. В последние месяцы 1916-го года в начале 17-го года солдаты очень активно воевали и проявляли недюжинную храбрость. Но скоро, уже в январе 17-го года прокурор при русских военных войсках во Франции Юрий Лисовский ( он оставил воспоминания), пишет, что большинство солдат, с честью выполнявших свой союзнический долг, уже твердо исповедовали убеждение, что все они проданы французам за снаряды и не питали к союзникам ни малейшей симпатии. Елена Ольшанская: По свидетельству начальника 2-й бригады генерала Дитерихса, за восемь месяцев боевых действий в Македонии бригада потеряла убитыми более 4400 человек, более 8 тысяч прошли через госпитали. "Мы, русские раненые, немного подлеченные в парижских госпиталях, были эвакуированы в Гранвиль, этот госпиталь служил для военнопленных, вокруг проволочное заграждение. Отобрали шинели, гимнастерки и брюки и свалили все в кучу в коридоре. В палатах холод - не топят... Перевязка тоже оставляет желать много лучшего... присохшую марлю без всяких церемоний отрывают от раны, а затем, дернув по ране два раза йодом, забинтовывают ее старым, немного с грязцой бинтом, да еще не своим, а чужим... Кто мы здесь - пленные или нет, если нет, то почему обращаются как с пленными, а если пленные, то почему наши товарищи до сих пор в бою?" - из коллективного письма солдат госпиталя в Мишле. Светлана Попова: 1916-й год, апрель, лето - вообще весь триумф сводился к тому, что восторженные французы встречали их и думали, что теперь они спасены: бравые русские, рослые богатыри приехали, нас спасут. Никакого такого триумфа со знаменами не было на поле брани. Во-первых, война была оппозиционная, они в атаки штыковые не ходили, как ходили на восточном фронте, как у нас здесь - снежное поле и пошли в атаку. Нет, оппозиционная война, окопались и все. Главным образом, чем занимались русские? Они занимались боевыми разведками. Но это было сложное дело, потому что, представьте себе, без еды и без питья лежать пять суток, скажем, и только прислушиваться к каким-то шорохам во вражеских окопах, чтобы потом ворваться и взять "языка", как это называлось, пленного, притащить его, что-то выведать, что-то узнать, но это очень утомительно. Но там характер войны был таков. И русские, конечно, поражали французов именно выносливостью своей. Потом они вступали в штыковую, когда они захватывали пленных. Это французов тоже поражало, что 20-й век на дворе, а русский все еще солдат штыкового боя. Газовые атаки, вовремя успеть надеть противогаз, ответить на эту атаку. Много русских было отравлено, 31-го декабря 1917-го года была большая газовая атака на наши позиции. Что интересно, перед премьерой фильма мне позвонил Виталий Иванович Фомин, у которого отец, оказывается, воевал в этом экспедиционном корпусе, он уже пожилой человек. Причем отец его погиб в 1941-им году в ополчении ленинградском и то, что он мальчишкой отрывочно помнил, он мне рассказывал. Тогда не принято было об этом говорить, как я, - говорит, - узнал вообще о том, что отец был в экспедиционном корпусе? Мы шли по лесу и собирали грибы, я вижу, что он собирает шампиньоны. Я его спрашиваю: "Папа, что ты собираешь поганки?" - "Это не поганка, это во Франции очень почитаемый гриб". - "А ты был во Франции?". - "Был, сынок". И вот так он начал чуть-чуть выспрашивать и выяснил, что отец у него был как раз 31-го января отравлен газом, попал к немцам в плен, долгое время пробыл в плену. Я, делая фильм, не знал, что и в Москве есть такие люди. Я знал Наталью Родионовну Малиновскую, потому что Малиновский известная фигура. После премьеры ко мне подошел Борис Николаевич Морозов, у него, по-моему, двоюродный дед там воевал, был в фельдшерской бригаде. Он даже сказал: "В конце фильма мелькнула фотография, на которой был мой дед". Елена Ольшанская: 31 января 1917 года на позиции, которые занимала 3-я русская бригада, немцы выпустили бесцветный ядовитый газ. Более 300 человек оказались отравлены. Но роковой перелом в настроении солдат наступил во время одной из самых страшных битв того времени - в сражении под Реймсом. Французская армия оказалась плохо подготовленной, было много убитых, Жорж Робер Нивель, главнокомандующий северной и северо-восточной французскими армиями после этого был снят с поста. В историю это сражение вошло как "бойня Нивеля" В ходе этой битвы два опорных немецких пункта, Курси и Каре, были взяты именно русскими бригадами, но ценой страшных потерь. Светлана Попова: Бой под Курси за овладение Бревонским массивом - этот массив укреплялся немцами в течение нескольких лет. Общие потери только первой бригады при взятии замка Курси составили 70 офицеров и 4472 солдата. Еще в более трудных условиях сражалась третья бригада, не говоря о боях на Салоникском фронте. В мае 1917-го года генерал Дитерихс, командир второй бригады, писал, что за 8 месяцев самой тяжелой службы бригада ни одного дня не была вне сферы огня, и она потеряла более 45% боевого состава. После известия о Февральской революции была совершена грубая ошибка - французы свели обе эти бригады, первую и третью, которые имели разный боевой опыт, разный социальный состав, разное отношение к политическим событиям, их свели в один лагерь, якобы на отдых. На самом деле, вероятно, в связи с приказами Временного правительства о создании солдатских советов, о реорганизации армии, французы уже с опасением смотрели на наших солдат. Первый полк, где была концентрация фабрично-заводских рабочих, имевших опыт политических выступлений, требовал возвращения в Россию, чтобы воевать на русском фронте. Поэтому они считались неверными солдатами, то есть, теми солдатами, которые не признали Временное правительство. Временное правительство требовало оставить их во Франции. Светлана Попова: Временному правительству солдаты не присягали, они присягали царю, а Временному правительству многие просто-напросто отказывались присягать. Потом они не хотели после нивелевских, скажем, боев, они просто не хотели брать в руки оружие. Их изолировали, с фронта убрали, отправили в центр Франции, в лагерь Ля Куртин. Я думаю, что там противостояли друг другу силы те же самые, которые противостояли потом в гражданской войне, то есть, новое и старое. То, что в Ля Куртин русские артиллеристы подавили мятеж русских же, это, конечно, можно считать прологом гражданской войны. Сам факт интересный, парадокс такой, что гражданская война еще не началась в России, а во Франции между русскими она уже началась. Светлана Попова: Еще до появления инструкции о применении в русском экспедиционном корпусе приказа Временного правительства от 16-го апреля 1917-го года, который предписывал создание в армии ротных, полковых, армейских комитетов, дисциплинарных судов, представитель ставки генерал Палицын информировал начальника генштаба Алексеева, что полки переживают острый кризис. "Власть очень умалилась, отсутствие прямых связей из России волнует солдат, все здесь чуждо русскому человеку, особенно в эту минуту, когда для него решается важнейший вопрос его жизни у себя дома". В частности, приводил примеры такие: были случаи, когда русские солдаты советовали французским солдатам не исполнять приказаний офицеров, что признается французским законом за тяжкое преступление. Были случаи хождения по улицам французских деревень с красными флагами, но для нас красный флаг - знак победы нового режима, знак обновления и свободы, а для французов - это знак междоусобной войны со всеми ее ужасами. Как воспринимали солдаты ту свободу, которая им, как они считали, была дана? "Не следует забывать, что теперь свобода, следовательно, каждый имеет право говорить, что ему хочется, хотя бы слушающим сказанное и не нравилось". Все они приняли присягу в апреле, вскоре после прихода Временного правительства к власти, они приняли присягу верности Временному правительству. Сразу же их бросили в бой под Курси. Но потом уже велась очень активная агитация среди солдат, и особенно этой агитации были подвергнуты солдаты первой бригады, потому что они были набраны из фабрично-заводских районов России и уже имели опыт политических выступлений. В июне 1917-го года за границу был послан спецкомиссар Временного правительства Сватиков для ликвидации внешней агентуры департамента полиции и проверки дипслужб. И вот позже, в докладе Временному правительству в октябре 17-го года он пишет о том, что пришел к убеждению, что в подстрекательстве к неповиновению начальству и Временному правительству первой бригады принимали участие не только монархические и большевистские круги и их эмиссары, "но даже германские агенты, агенты контрреволюционных групп, поставившие своей целью путем доведения до абсурда солдатских требований вызвать кровавые столкновения русских солдат с войсками, верными Временному правительству и особенно с французскими войсками". Я уже говорила о полковнике Лисовском, который являлся прокурором в русских военных войсках во Франции, он пишет уже в эмиграции: "Только однажды удалось мне услышать ответ, показавшийся мне довольно правдивым, пояснившим многое. "Когда услышали мы, что царь отрекся, - заявил мне пожилой солдат из безграмотных крестьян Пензенской губернии, - когда услышали, то здесь же и подумали, что значит и война кончится. Царь нас на войну посылал. А тут еще и свобода дана, говорят. А зачем мне свобода, ежели я опять в окопах гнить должен? Три года гнил при царе-то, а Керенский опять о войне говорит, что воевать опять нужно. Вот показалось нам, что здесь что-то не так, как будто обман какой-то. Мы народ темный". Там действительно среди солдат было много неграмотных людей. Елена Ольшанская: Начальник 1-й особой пехотной бригады генерал-майор Лохвицкий одну из причин начавшегося охлаждения между русскими и французами видел "в неясном понимании французами тех основ взаимного доверия и уважения, на которых мы строим внутренний порядок в русской народной теперь армии". Но наступившая после февраля 17 года "демократия без берегов" была непонятна не только французам. Вот - из перехваченного письма офицера русского экспедиционного корпуса, лейтенанта Севчинского к мадмуазель Бывалевич, в Петроград (все эти документы опубликованы Светланой Поповой в журнале "Источник"): "В моем звании офицера я читаю наставления моим солдатам, я напоминаю им о долге, благоразумии, чести. Я говорю им о родине, захваченной Германией, а они отвечают: "Не много ли у нас земли? Ее хватит на всех". Вот что говорит наш полковой врач: "Если венерические болезни будут так прогрессировать, то через 8 месяцев у нас будет 8 тысяч венерических больных, то есть, 3/4 состава..." Светлана Попова: Французы принимают меры к тому, чтобы вернуть солдат на родину, они уже им не нужны, они стали действительно опасными в том отношении, что все это могло перекинуться и на французскую армию. В начале августа уже подготовили транспорт для того, чтобы посадить на этот транспорт и увезти в Россию русских солдат из лагеря ля Куртин. Посол Франции в России в своих воспоминаниях этот эпизод описывает. Он понял, почему Временное правительство не желает отправки солдат на родину. Во-первых, они просто опасались этих солдат и того морального состояния, в котором те находились, и они боялись, что это прервет поставку военного оборудования из Франции в Россию. Также еще один момент был: дело в том, что во Франции российские солдаты были вооружены гораздо лучше, чем русские солдаты на русском фронте. Поэтому боялись, что при сопоставлении этого тоже произойдут какие-то волнения. Елена Ольшанская: Представителем Временного правительства при французском Главном штабе был генерал Михаил Ипполитович Занкевич. Светлана Попова: Занкевич никак не мог повлиять на то, чтобы мирно разрешить эту проблему. Корнилов требовал от Занкевича, чтобы он подавил мятеж. Третья бригада, не мятежная бригада, отказывалась, естественно, в своих соотечественников стрелять. Пуанкаре просил французов к этому не привлекать, но, действительно, у Занкевича была очень сложная ситуация, сложное положение, он был измучен этим. Новая, скажем так, залетная артиллерийская бригада генерала Беляева помогла в этом деле, она расстреляла из пушек лагерь ля Куртин. Что могли сделать мятежники? Они сдались. В основном они были отправлены на каторжные работы, многие попали в Алжир, во французские тюрьмы, в казематах сидели. И я читал письма, которые Малиновскому приходили в 60-е годы от тех, кто служил в экспедиционном корпусе, и во многих было написано о том, в каких нечеловеческих условиях солдаты находились в Алжире, на плантациях, действительно, как с рабами с ними обращались. Тут надо сказать, что Малиновский сам все письма читал, собственноручно на все письма отвечал и подписывался - не министр обороны, а "бывший пулеметчик (такого-то) полка Родион Малиновский". Это здорово. Светлана Попова: В подавлении ля куртинского мятежа участвовали не только артиллеристы второй дивизии, которая направлялась в Салоники через Францию, но и солдаты из третьей бригады, которые участвовали в этом подавлении. Поэтому это еще больше дает оснований, чтобы сказать, что это действительно провозвестник гражданской войны, которая через несколько месяцев началась в России. Как относилось французское население к нашим солдатам? В 1934-м году вышла брошюрка во Франции "Мятеж русских армий в лагере ля Куртин", вот как описывается мнение французов: "Из двери в дверь мы задавали следующий вопрос: жаловались ли вы на русских, верноподданных или мятежников, и везде ответ был одинаков: никогда мы не слышали о преступлениях, совершенных ими. Эти мужики в большинстве своем были, конечно, простые и загадочные, но все очень добрые. Они обожали детей, самой их большой радостью было играть с ними. Они производили впечатление не армии, а цыганского табора с разноцветной мишурой, собаками и медведями. Проводили свое время в пении, игре на мандолине, балалайке. Когда они были пьяны, а некоторые выпивали по литру рома и ели сардины, запивая пивом, они падали на краю дороги и засыпали, но насильственных поступков они не совершали". Дело в том, что и верных солдат, которых перевели затем в лагерь Курно, тоже хитростью разоружили, и предприняли все возможное, чтобы разоружить затем солдат македонского фронта, которые буквально до конца 17-го года продолжали воевать, проливать свою кровь - и вдруг они неожиданно оказались за колючей проволокой. Елена Ольшанская: Комиссаром Временного правительства при русских войсках во Франции был адвокат по профессии, эсер, политэмигрант Евгений Иванович Рапп. Его помощником был назначен Николай Степанович Гумилев, офицер и поэт. Главный редактор журнала "Аполлон" Сергей Маковский вспоминал, что летом 1914 года, когда была объявлена мобилизация, все "аполлоновцы" были призваны, но, надев военную форму, как-то устраивались в тылу. "Один Гумилев, имевший все права, как белобилетник, решил во что бы то ни стало идти на войну... Не раз встречался я с ним летом 1915 и 1916 годов, когда он приезжал с фронта в отпуск, гордясь двумя солдатскими "Георгиями"... за участие в боях... Во время второго отпуска, после того, как он был произведен за отличие в боях в унтер-офицеры, Николай Степанович получил разрешение сдать экзамены на офицерский чин. Весной того же года... получил он, по своему желанию, командировку от Временного правительства в русский экспедиционный корпус..." Светлана Попова: Что я знаю про Гумилева? Я знаю, что он бывал с особыми поручениями в мятежном лагере ля Куртин. Конечно, он поддерживал не мятежников, а другую сторону. Что это были за особые поручения? Он не уговаривал, не усмирял солдат, это такие агенты, как Рапп, этим занимались, я думаю, что у него была более боевая задача. Я слышал от тех людей, которые Гумилевым занимаются, что это была разведка. Я не знаю, разведка чего - настроений, сколько оружия у мятежников, в случае, если придется этот мятеж подавлять. Светлана Попова: Он направлялся в Салоники. Вероятно, это было в тот период, когда через Францию отправлялась вторая бригада генерала Беляева, артиллеристская. Гумилев задержался в Париже, Занкевич оставил его в своем распоряжении. А несколько позже Рапп, назначенный военным комиссаром Временного правительства, ходатайствует о том, чтобы его назначили связным офицером при нем. И с 24-го июля 1917 года он фактически находился в распоряжении военного комиссара. В Военно-историческом архиве мной обнаружены черновики, написанные рукой Гумилева. В частности, рукопись одного приказа, написанного Гумилевым для Раппа. Может быть, он в общих словах Гумилеву сказал, как нужно составить этот приказ, и этот текст почти без изменений вошел в приказ Раппа, короме двух фраз: "Считаю, что в военное время посвящать на боевую подготовку всего два часа в сутки недостаточно. Надо помнить, что ваши товарищи на русском фронте, обставленном материально хуже, чем вы, почти не знают отдыха". Вот эти четыре строчки не были включены в приказ, и они доказывают, что Гумилев не одобрял того, что происходило между солдатами. Есть такая записка: "Сим уполномочиваю депутатацию второй артиллерийской бригады в составе шести офицеров и 30 солдат вести переговоры с солдатами лагеря ля Куртин в пределах выработанных условий и сроков с целью склонить названных солдат к повиновению Временному правительству и к исполнению всех распоряжений председателя временного правительства генерал-майора Занкевича и моих (то есть Раппа)". Прапорщик Гумилев составил текст этого документа для своего начальника. Елена Ольшанская:
Сохранились шуточные стихи Гумилева того времени:
Сергей Зайцев: Когда имя русского стало синонимом изменника? После того, как Россия заключила Брест-Литовский мир. Для тех офицеров, которые присягали царю, которые приехали помогать союзникам, разве не предательство это было? Для них это было предательство, они действительно хотели своей кровью этот позор предательства смыть. В общем-то имя русского реабилитировал, я думаю, легион наш, который потом стали называть Легионом Чести. Это было в 1918-м году, Клемансо признал его как отдельное формирование уже весной 18-го года. Он состоял из людей, которые хотели бок о бок с французами продолжать сражаться против немцев до победного конца. Даже Малиновский (его герой) в книге свое поведение мотивирует так: немец топчет мою родную Украину, и я бы поехал в Россию, но у меня нет возможности, значит, я здесь должен его бить до конца. Елена Ольшанская: На призыв Лохвицкого сформировать русский легион откликнулось 266 добровольцев. Первая партия оставшихся верными союзническим обязательствам была отправлена в Марокканскую ударную дивизию. К апрелю 1918 года были сформированы почти четыре батальона русского легиона, которые с исключительным героизмом сражались до конца войны, дошли до берегов Рейна и получили признание как Русский Легион Чести. Светлана Попова: Когда была победа, они же часть Германии заняли, оккупировали. Кто-то просто бежал через речку, через границу. Очень хорошо помогал международный Красный крест возвращению, вызволению солдат. Сам Малиновский вернулся именно на пароходе Красного креста во Владивосток, в то время он был занят японцами. Потом в Красную армию он попал уже во второй половине 1919-го года, и попал тоже как-то странно, случайно, когда его разъезд красных арестовал, на территории, которая была Колчаком занята. Его хотели тут же расстрелять, привезли в расположение частей красных. Через два дня он сумел доказать, что он солдат, что служил во Франции. Через два дня они уже брали Омск, гнали Колчака. Светлана Попова: Неизвестным остается очень любопытный факт: генерал Щербачев, представитель адмирала Колчака за границей, получивший право награждать Георгиевскими орденами солдат и офицеров, воевавших за пределами России, 4-го сентября 1919-го года издал приказ о награждении 17-ти солдат русских воинских частей "за оказанные ими подвиги на французском фронте". И под номером 7 проходит ефрейтор Малиновский Родион, который награждается Георгиевским крестом третей степени и дается описание подвига: "В бою 14-го сентября 1918-го года при прорыве линии Гинденбурга личным примером храбрости, командуя взводом пулеметов, увлек за собой людей, порвал промежутки между укрепленными гнездами противника, утвердился там с пулеметами, чем способствовал решительному успеху по овладению сильно укрепленной траншеи третей линии". Но Малиновский так и не узнал об этой награде, потому что он уже воевал в составе Красной армии в Сибири. Елена Ольшанская:
После прихода к власти большевиков, Николай Гумилев с группой русских офицеров решил влиться в ряды английской армии на так называемом "месопотамском" фронте. Чтобы получить транзитные визы, он должен был отправиться в Лондон за инструкциями военного начальства. Но, пишет в своих воспоминаниях Сергей Маковский, "в Париже он завяз... из-за несчастной любви!...Целую зиму, забыв все на свете, он старался пленить красивую русскую девушку из дворянской семьи,... "райская птица" оказалась рассудочно-осторожной. Предложение его она отвергла и предпочла бедному поэту статного, красивого и "вовсе обыкновенного" американца, за которого и вышла замуж".
Светлана Попова: Судьба Гумилева оказалась, как свидетельствует переписка военных атташе в Англии и во Франции, в зависимости от денежных средств, которых не хватало на то, чтобы отправить его в Месопотамию в английскую армию. Генерал Занкевич очень способствовал этому. Он дал ему блестящие характеристики, обращался с ходатайством к премьер-министру, чтобы Гумилев как можно скорее покинул территорию Франции, потому что со дня на день небольшая группа офицеров должны была отправиться в поход. Следует такая телеграмма от генерала Ермолова Занкевичу: "В виду неполучения прапорщиком Гумилевым денег от вас, согласно моей телеграмме, я организовать его поездку в Месопотамию на себя взять не могу, а потому откомандировываю его обратно в ваше распоряжение". Это было 22-го января 1917-го года № 1482, и вдруг вслед - за № 1483 следующая телеграмма Ермолова: "Неудовлетворение вами прапорщика Гумилева проездными и подъемными деньгами, к сожалению, признаны англичанами сегодня как отсутствие вашей рекомендации, почему командирование его в Месопотамию они отклонили. За невозможностью откомандирования его обратно во Францию, отправляю его первым же пароходом в Россию. Покорнейшая просьба при составлении дальнейших списков принять вышеизложенное во внимание". Занкевич опять шлет блестящую рекомендацию: "Прапорщика Гумилева рекомендую как отличного офицера. Еще раз прошу ходатайствовать у английского правительства необходимую сумму денег для командировки в Месопотамию в виду того, что денег у меня нет". Тем не менее, как говорится, поезд ушел. Светлана Попова: Во Франции разные люди остались, наверняка были и те, кто остались просто работать. В фильме у меня рассказывает о своем отце Юрий Вячеславович Копылов, его отец капитал лейб-гвардии Павловского полка Вячеслав Иванович Копылов не вернулся в Россию и остался во Франции. В 1917-м году к нему приехала жена, еще когда русские воевали на французском фронте, она как сестра милосердия приехала из России. Они не участвовали в гражданской войне, они там остались, Юрий Вячеславович родился уже во Франции. Отец работал бухгалтером, смотрителем каким-то у богатых людей. Вот так до 1965-го года и дожил. Есть и другие люди. Когда была церемония в Сент-Илере, которую мы снимали, вокруг камер наших ходил человек, с которым я никак не мог пообщаться, но пообщаться он очень хотел. Он не говорил ни по-русски, ни по-английски, только несколько слов Юрий Вячеславович Копылов перевел. Он тоже сын участника экспедиционного корпуса, его отец воевал на французском фронте, вернулся, потом воевал за белых в России, потом опять вернулся во Францию. К сожалению, с ним поговорить толком не удалось. Елена Ольшанская: Сент-Илер Ле Гран - место, где каждый год на православный праздник Святой Троицы проходят памятные встречи. Собираются потомки солдат и офицеров экспедиционного корпуса, живущие сегодня во Франции. По примеру ухоженных европейских военных кладбищ, это, наверное, единственное место, где нашли массовое упокоение русские герои Первой мировой войны. Светлана Попова: Там именно рядом проходила линия фронта, и там как раз были сектора, где воевали наши солдаты. Там и русские офицеры, которые во Франции в 30-е годы жили, выкупили участок земли. Надо сказать, что уже были некоторые могилы, еще с войны остались, туда же стали хоронить, переносить из других мест прах русских, которые участвовали в боях на французском фронте в Первой мировой войне, и такой уголок русский сформировался. Александр Бенуа спроектировал церковь во имя Воскресения Христа, такую маленькую церковку, в которой музей и доски с именами героев русского Легиона Чести, награды их хранятся. Главное, что русское воинское кладбище Сент-Илер Ле Гран никто не знает, знают Сен-Женевьев дю Буа, а то, что во Франции есть чисто русское, только русское кладбище - об этом почти неизвестно. Это странно, конечно. Хотя, почему странно? |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
