Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
22.12.2024
|
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
[06-10-05]
Поверх барьеровКнига Андрея Булычева, или Технология террора. Красивые вечера у Гоголя. Алексей Рыбников, чтения и премии к 125-летию Александра Грина. Диалоги Гии Канчели. Памятник букве "Ё". Как встречает старость усадьба графа БрячаниноваВедущая: Марина Тимашева Марина Тимашева: На сей раз Илья Смирнов принёс к нам очень страшную книгу: "Между святыми и демонами", издательство "Знак", 2005. Если я правильно поняла, в книге воссоздаются быт и нравы средневековых покойников, но автор - не Стивен Кинг и не Борис Акунин, а серьёзный исследователь, ведущий специалист Российского Государственного архива Древних актов Андрей Булычев. Илья Смирнов: Действительно, потусторонние быт и нравы. Ведь для человека ХV-ХVI столетия потусторонний мир представлялся вполне реальным, и неважно, что в трезвом уме никто не встречал на перекрёстке шуликунов (а это крошечные демоны, по происхождению убитые матерями или просто умершие некрещёными младенцы) или вихрика, то есть, цитирую, "нечистую силу, имеющую облик сильного ветра или обитающую в нём", а в такую нечистую силу превращались самоубийцы или "опойцы". Не видели мы такого - ну и что? Я тоже, например, не был в Австралии. Но не сомневаюсь, что она существует, поскольку верю на слово авторитетным свидетельствам. Так и предки. Даже образованнейшие люди того времени были... Я хотел сказать что-то нелестное об их доверчивости, но осёкся, вспомнил, что сегодня, в век космических полётов и генной инженерии, редкая газета не украшает последнюю страницу астроложеством. И ещё что обидно: как ленивы и нелюбопытны господа кинематографисты, которые по 600-му разу прокручивают уворованные в Голливуде сюжетные штампы, но не обращают внимание на сокровищницу удивительных историй, и героических, и страшных, которая открывается нам в мифологии разных народов, мифологии языческой или христианской, или такой, в которой язычество и христианство перемешано невообразимым образом. Вот мир, в который открывает нам двери Андрей Алексеевич Булычев в своем исследовании, посвящённом тому, как технология террора - в основном опричного при Иване Грозном, но в книге хватает примеров и из других царствований - соотносилась с общепринятыми представлениями о судьбе человека в загробном мире. И со средневековой религиозной моралью. А представления были таковы, что человек, лишившийся жизни неправильным, неестественным образом, попадал под власть нечистой силы, превращаясь в т.н. "заложного" покойника. Личные качества погибшего при этом не имеют особого значения. Как отмечает автор книги, "Иван IV не только был прекрасно информирован о существовании нечистых "заложных" мертвецов, но и умышленно превращал в них через специальные приёмы казни и особый похоронный обряд своих противников". В книге рассматриваются несколько таких приёмов: утопление в реке или болоте, расчленение тел - цитирую: "посетив окружении многочисленных "приспешников" три тюремные башни, Грозный приказал свите "иссечь" топорами и мечами всех обитателей, включая грудных младенцев, на мелкие части" или, как тогда выражались, "в пирожныя мяса" - растерзание псами или дикими животными. Однако "заложные" покойники, "обладая способностью перемещаться в пространстве, вполне могли лишить здоровья или даже погубить не только своих убийц, но и любых других живых людей". Отсюда - панический страх перед собственными жертвами, обострившийся у царя к концу жизни, и вряд ли имевший что-то общее с раскаянием в современном значении слова. Как заметил профессор Кобрин Владимир Борисович, "Царь Иван, религиозный, как и все люди средневековья, спасал себя". В последнее время вышли уже два исторических исследования по схеме: взгляд на опричнину изнутри. Тенденция, однако. Это "Категории русской средневековой культуры" Андрея Львовича Юрганова и та работа, которую мы держим в руках, и которая, видимо, ещё будет автором продолжена. Но если Юрганова интересовали в основном сочинения учёных монахов, известные Ивану Грозному и вдохновлявшие его на инсценировки апокалипсических пророчеств подручными средствами, то Булычев уделяет больше внимания народной мифологии, резонно отмечая, что царь "продемонстрировал прекрасное знание как "высокой" книжной, так и традиционной народной культуры... Не случайным кажется интерес московского самодержца к культу архангела Михаила, в честь которого, прикрывшись литературной маской Парфения Уродивого, он составил специальные Канон и молитву "Ангелу грозному и воеводе"... Архистратиг Небесных сил предстает в Каноне лишь в одной из своих ипостасей - "смертного ангела", исторгающего душу в момент смерти". Полагаю, актуальность такого рода исследований - не в том, чтобы пощекотать нервы или подарить сценаристам сюжеты. В последнее время распространилась мода на идеализацию средневековья. Пишут, что, мол, люди "Святой Руси" тоже грешили, но потом-то раскаивались, а после Возрождения и Просвещения "наступили другие времена. Люди совершали преступления и не каялись... потому, что последним критерием для человеческого поведения считалась сама же изолированно чувствовавшая себя человеческая личность" и т.п. На самом же деле, если изучать средневековую "Духовность" по источникам, а не по публицистике "великих религиозных философов", она не вызывает умиления. Она ужасает. Может статься, современная среднестатистическая "изолированная личность", при всех своих недостатках, включая скептицизм и атеизм, всё-таки ближе к евангельской этике. Это обнадёживает. Марина Тимашева: 125 лет назад в маленьком городке Слободской Вятской губернии в семье конторщика Пивоваренного завода родился писатель Александр Грин. В честь юбилея писателя в сентябре в Вятке проходят международные Гриновские чтения, а в день рождения писателя лучшим вятским поэтам и прозаикам была вручена литературная премия имени Грина. С подробностями Екатерина Лушникова. Екатерина Лушникова: Со времен Александра Грина Вятка мало изменилась, хотя с 30-х годов прошлых прошлого столетия город и стал называться, по-советски, Кировым. Но новое название почти не отразилось на духовном облике города. Все также тихи его улочки, молчаливы и задумчивы жители, мечтающие о небывалом, или, как говорил сам Грин, несбывшимся. Мало изменился и домик красного кирпича, где Саша Гриневский хоть и никогда не жил, но, скорее всего, бывал, или, хотя бы, проходил мимо по пыльной мостовой. Сейчас здесь литературно-художественный музей имени Грина. Музей окружает изумрудно зеленый забор, который научный сотрудник Любовь Ситникова называет историческим. Любовь Ситникова: Исторический у нас забор в прямом смысле слова, потому что он вообще лежал. Мы его с помощью Исторического факультета Вятского Государственного Гуманитарного университета поставили. Два студента столбы поставили, забор выпрямился. Кандидат наук кафедры Отечественной истории забор нам покрасила. Замечательные люди, спасибо им большое. Грин такой непритязательный человек, даже после смерти оказывается. Доволен, хоть столбы другие, забор не валяется. Екатерина Лушникова: Не очень веселую и благополучную судьбу Александра Грина разделяют и сотрудники вятского музея. А это три дамы - Маргарита, Любовь и Екатерина. Все они работают, можно сказать, исключительно ради романтики. Ведь даже самая высокая зарплата в музее не превышает 2 000 рублей. Любовь Ситникова: Несем судьбу его, на то мы и 25 лет рядом. Судьба безденежная, но судьба вознаграждает другим - любовью к этому писателю, к его произведениям. Есть люди, которые, однажды с Грином встретившись, уже никогда с ним не расстаются. То есть, в какие-то моменты жизни, в моменты или большого несчастья или, наоборот, большого наплыва счастья, почему-то берется Грин. Кстати, Грин говорил, что горе, скопившись в одной душе, однажды вдруг сверкнет огнем необычайной радости. Екатерина Лушникова: А правда, что у вас в музее обитает дух Грина? Что он ходит по лестницам? Любовь Ститникова: Это раньше так было, когда здесь оставался один - что-то треснет, стукнет, потом даже страшно становилось, и уходил отсюда быстрее. А сейчас, по-моему, нет. С тех пор, как развеялась мечта о том, что это дом-музей. Это просто старый вятский особняк, который мог Саша видеть, по улице этой Никитской мог ходить. Но дух Грина, в смысле души, духовности, тут, наверное, присутствует. Люди, которые к нам приходят, всегда говорит о каком-то особом тепле, уюте. Может быть, это несет и старая мебель, старые вещи. Екатерина Лушникова: В тесно заставленной старыми вещами комнате, где часы с боем отмеряют время не по Гринвичу, а по Грину, и пламенеет алый парусник в углу, я встретилась с поэтом Натальей Козвониной. В этом году Наташа стала лауреатом самой романтичной литературной премии губернии имени Грина. Столь высокого признания заслужил поэтический сборник "Времена моей души". Наталья Козвонина: Тень от этого тихого облака Почему стихи грустные, не могу сказать. Очень часто я затрагиваю темы, которые я сама лично не проходила. Может быть, потому, что это вечные темы, о них надо писать, от них нельзя отказываться. Откуда это пришло, все эти стихи и строки? Из переживаний сета и тени, из ощущений, если это сказано вслух. Не объяснить и в слово не вместить, Екатерина Лушникова: Перед венчанием Наталья Козвонина тоже приехала сюда, в музей Александра Грина, чтобы поклониться алым парусам. Наталья Козвонина: Обычно все ездят по семи холмам Вятки, а мы с мужем сюда приехали, в музей Грина. У нас есть фотографии свадебные, где мы стоим на корабле, и алые паруса развеваются. Марина Тимашева: Один из октябрьских вечеров в Театре Гоголя подарил зрителю редкую возможность встретиться с популярным и не очень открытым для публики композитором Алексеем Рыбниковым - последний раз Рыбников общался со зрительным залом 30 лет назад. Маэстро представил публике рок-группу из Тюмени под названием "Летучие рыбы", исполняющие песни и инструментальные произведения композитора в оригинальных обработках. Перед концертом с Алексеем Рыбниковым встретилась Татьяна Ткачук. Татьяна Ткачук: Известие о том, что музыкант "был впервые замечен в связях" с панк-группой, показалось мне любопытным. Чем же привлекли маэстро тюменские "Летучие рыбы"? Алексей Рыбников: Когда я услышал "Летучие рыбы", я понятия не имел, что это панк-группа. Понравилось своим изысканным исполнением, все это было сделано с юмором, очень интеллигентно и тонко. Никакой панк-культуры я здесь не заметил. Я не сторонник таких этикеток - панк - не панк. Есть что-то талантливо сделанное, а есть что-то бездарное. Татьяна Ткачук: Композиция, которую прислал на студию Рыбникова лидер "Летучих рыб", бывший барабанщик группы "Гражданская оборона" Александр Андрюшкин, называлась "Песня о звездах" и была написана музыкантом, по его же словам, шутки ради. Неужто она была так хороша, что титулованный композитор выделил ее среди сотен других записей? Алексей Рыбников: Что мне понравилось, что именно шутки ради. Что это не натужное такое, серьезное, чем он хочет потрясти мир. А просто ради развлечения. Очень часто я тоже сочиняю шутки ради, особенно детские песни, особенно музыка к детским фильмам очень часто была сочинена шутки ради для моей дочери, для моего сына маленького. Я просто играл с ними, шутил и сочинял. Татьяна Ткачук: Рыбников - человек светлый, добрый и немного наивный. В клубе "Запасник", куда его инкогнито привел продюсер послушать "Летучих рыб", Алексей Львович очень удивился, что его вдруг узнали, и, кстати, не заметил даже весьма своеобразного наряда солиста "Летучих рыб": черной треуголки, черных очков-велосипедов и черепа с костями на левой штанине: Алексей Рыбников: Просто был занят своими делами в студии, и вдруг мне звонит мой продюсер и говорит, что хочет, чтобы я послушал группу "Летучие рыбы", которая поет мою музыку. Я устал от своей работы и пошел вечером немножко отдохнуть. Я не знал, что такое "Запасник". Для меня есть столики на улице, стоят столики в кафе. Меня завтра приведут в какое-то другое место, я даже не посмотрел на название. Мне сказали, что это "Запасник". Я не знаю этих злачных мест, не посещаю их. Поэтому, если я где-то когда-то появлюсь, это не значит, что я специально пошел, что это какая-то акция. Татьяна Ткачук: И даже в названии группы - "Летучие рыбы" - маэстро не усматривает возможной тонкой лести самому себе: Алексей Рыбников: Вот это уж не знаю. На эту тему мы не говорили, я не спрашивал. Само по себе "Летучие рыбы" достаточно красиво выглядит. Я сам люблю, когда в путешествии, над морем смотришь, и взлетают стайки рыб. А то, что меня по фамилии с детства всегда ассоциировали с рыбами, мне тоже нравится. Татьяна Ткачук: Рыбников часто говорит, что вообще-то кавер-версии своих песен, исполняемые другими музыкантами, любит не очень, потому что иногда мелодии искажают так, что их невозможно узнать. Хотя о терпимости у композитора свои представления. Алексей Рыбников: Я, наоборот, очень терпимый, выслушиваю. Даже когда что-то меняют. Но если я вижу, что это исходит из творческой органики, и люди меняют талантливо, я даже считаю это приемлемым. Так делают и с любой другой музыкой. Не только с моей. Начиная от Баха, Моцарта и Чайковского. И новые аранжировки делают. Это как раз доказательство того, что музыка интересна, жизнеспособна. То, что новое поколение имеет на нее свой взгляд. То, что не понравилось? Были. Я даже не помню название этой группы. Просто сказал, что если встречусь с ними, то дело может дойти до драки. Татьяна Ткачук: А вы можете подраться? Алексей Рыбников: За музыку могу. Татьяна Ткачук: А за что-нибудь еще? Алексей Рыбников: Когда кого-то будут обижать. Я просто чудом недавно не догнал на Пушкинской площади парня, который выхватил сумочку у девушки. Она в слезах бежит за ним. Я за ним погнался, но не догнал. Если бы догнал, я бы его просто так не оставил. Татьяна Ткачук: А драться умеете? Алексей Рыбников: Да нет, особенно не учился этому и, честно говоря, не очень приходилось. Какая разница - умеешь или не умеешь. И здесь, когда я послушал, это было какое-то просто гнусное издевательство, с нечистым отношением сделанное и как-то очень неприятно было. Моя музыка не должна ассоциироваться вот с таким звучанием. С таким отношением к себе, к людям, к звукам. Татьяна Ткачук: Жена Алексея Львовича в клубе отгоняла от маэстро журналистов: "Вы что, не видите, у него эмоциональное потрясение!". "Летучие рыбы" возникли, оказались в некотором роде в середине определенного отрезка жизни композитора. Впереди уже маячил очень серьезный концерт, который предстоит в декабре - на нем будут исполнены произведения композитора за последние полвека. Позади была тяжелейшая работа над Пятой симфонией. Алексей Рыбников: Это работа как раз не шутки ради. Это очень радостная, прекрасная, замечательная работа, но очень трудоемкая и тяжелая, требующая полной отдачи сил. Для меня была огромная проблема, как выйти из этого напряжения. Потому что иногда это кончается очень плачевно, когда такое громадное напряжение - и вдруг исполнение, премьера. Потом это все останавливается, а организм весь еще напряжен. В этот момент самые опасные катаклизмы случаются с людьми. Поэтому надо было выходить из этого. "Летучие рябы" это было одно их тех, что помогло мне выйти из этого состояния. Эмоциональное потрясение было не совсем от исполнения "Летучими рыбами". А от того, как публика реагировала, как все это выглядело. Может быть, действительно, потому, что не посещаю ночные клубы, это было для меня в достаточной степени свежо. Это настолько отличается от того, что бывает на симфонических концертах. В кино ты с публикой не встречаешься, ты просто не знаешь, как реагируют. И на творческих вечерах я уже не выступал последние 30 лет и, вообще, это не очень люблю. Поэтому такой живой контакт с публикой - это было очень интересно. Татьяна Ткачук: В советские времена художники и куда меньшего, чем Рыбников, калибра, вовсю путешествовали по городам и весям и без конца встречались с благодарным зрителем. Каким была последняя встреча композитора со своими слушателями, и почему так долго он был закрыт для вопросов публики? Алексей Рыбников: Это было в ЦДИ, творческая встреча моя. Все это было очень мило и интересно, но эмоциональная нагрузка достаточно большая. Достаточно нервно все это происходило. Публика, конечно, ничего этого не заметила. Как раз когда я стал популярным, когда все хотели общаться, меня интересовало совершенно другое. Наоборот, уход от мира, уход от публики, полное погружение в духовное творчество, это мне все очень мешало бы. Но всему есть свое время, время, когда нужно уходить от мира, а бывает время, когда нужно наоборот общаться. Мне очень хочется понять, что сейчас происходит миром и с новыми поколениями слушателей и исполнителей. Потому что у меня ощущение большой тревоги от того, что я вижу и слышу. Кризис есть, и об этом кризисе говорят буквально все, каждый по-своему. Я просто хочу непосредственно понять, может быть, из вопросов, которые будут задаваться. Татьяна Ткачук: А на какие вопросы вам бы хотелось отвечать, и на вопросы о чем вам не хотелось бы отвечать категорически? Алексей Рыбников: Я готов к любым вопросам, включая самые неприятные. Мне, конечно, интереснее отвечать совсем на другие вопросы. И даже не на вопросы о собственном творчестве - как я пишу музыку, как у меня такая мелодия получается. На эти вопросы нет ответа. Начинаешь что-то рассказывать непонятное. От этого никому яснее не становится. Наверное, интересно поговорить и на общечеловеческие темы, на философские, на духовные и, если есть проблемы, то они, прежде всего, возникают в этих областях, а потом уже материализуются в нашей повседневной жизни. Татьяна Ткачук: "Это музыка озарила светом мое детство, расставаться с которым я никак не хочу. Еще и потому, что маэстро настоящий добрый волшебник, и мы в плену его магии" - это слова Александра Андрюшкина, под которыми, думаю, готовы подписаться многие из нас. Марина Тимшева: В Посольстве Грузии в Москве представили книгу. Она называется "Гия Канчели в диалогах с Натальей Зейфас" и вышла в издательстве "Музыка" на русском языке. Первое, на что обращаешь внимание, - образцовая полиграфия во всех своих составляющих - от дизайна и бумаги до справочного аппарата. По оформлению - настоящий художественный альбом. Книга собрана крупнейшим специалистом по творчеству Гии Канчели Натальей Зейфас, но предназначена не одним только музыковедам. Сюда вошли рецензии и интервью, переписка с Мстиславом Ростроповичем и отзывы о Гии Канчели выдающихся музыкантов и художников - от Резо Габриазде и Роберта Стуруа до Юрия Темирканова и Юрия Башмета и, собственно, диалоги с героем. Речь в них и о музыке, и о политике, и о Грузии, и о религии. О жизни, одним словом. О том, какова степень участия в работе над книгой выдающегося композитора, говорит сам Гия Канчели. Гия Канчели: Я два с половиной года работал вместе с Натальей Михайловной над этой книгой. Это происходило с помощью интернета. Она почти вся состоит из моих ответов на ее вопросы. Марина Тимашева: А это удобная для вас форма, отвечать на вопросы, не видя человека, не слыша его голоса, не получается ли из этого, что ответы становятся в большей степени тезисами? Гия Канчели: Если учесть, что Наталья Михайловна, в свое время, защитила кандидатскую диссертацию по моему творчеству, потом докторскую, а потом выпустила книгу в 1991 году, которая называется "Песнопения" и, спустя 14 лет, начала со мной беседы, зная все, что я за эти 14 лет написал, мне было не трудно из Антверпена отвечать на ее вопросы. Марина Тимашева: Соавтор Наталья Зейфас не слышала ответов Гии Канчели. Сопоставим. Наталья Зейфас: Все началось с того, что мы просто записывали интервью. Потом я все это расшифровала и стала это комбинировать. Конечно, эта книга бы не получилась без усилий Люли, жены Гии, потому что она сидела за компьютером. Я посылала, она ему распечатывала, он все перечеркивал, она все это заносила красным цветом и посылала мне. Когда я в первый раз увидела, что он мне прислал, то была в ужасе. Как же? Это диалог, чтобы было именно такое живое. Но потом я поняла, что это не важно и мы сделали такое художественное произведение. Конечно, это получился портрет Гии Канчели, написанный маслом, предположим. Причем, это не только диалоги. Там много других материалов - рецензии, фрагменты из интервью, фрагменты из писем. Причем, не только из переписки с Ростроповичем, которая впервые публикуется, но там есть и письма простых любителей музыки, которые впервые услышали Гию Канчели, письма музыкантов. Есть статьи, которые были написаны в 70-е годы, в 80-е. Идет Гия Канчели в контексте своей эпохи, в контексте взглядов других. Очень много смешных историй. Марина Тимашева: Кому предназначена книга? Гия Канчели: Я думаю, что людям с профессиональным образованием эта книга не очень понравится потому, что она предназначена для широкого читателя. Там очень мало музыковедческих разборов. В основном, это книга о жизни, о юности, о старости, о взаимоотношениях с теми, с кем я всю жизнь проработал - и Роберт Стуруа, и Ростропович, и Рождественский, и Темирканов, и так далее. Там очень много персонажей. Марина Тимашева: Наталья Зейфас с Гией Канчели согласна не во всем. Наталья Зейфас: Она адресована и музыковедам. Знаете, как Глинка говорил? Должно быть равнодокладно и знатокам, и любителям. Потому что сейчас очень трудно издать книгу, и я хотела воспользоваться случаем, чтобы она и читалась на одном дыхании, как детектив, с одной стороны, а с другой стороны, чтобы студенты, бедные музыковеды и исполнители, которым надо писать о Канчели, надо это изучать, могли прочитать про каждое буквально сочинение. Там есть указатель всех его сочинений. То есть, это сочетание академического жанра и популярного. Марина Тимашева: Книга издана только на русском языке. Гия Канчели: Она пока что существует только на русском языке. Вполне возможно, что она появится на английском языке. Я даже не знаю, будет ли она продаваться в Тбилиси. Потому что для этого кто-то должен ее затребовать, кто-то должен захотеть, чтобы она продавалась в Тбилиси. Может быть, кто-то приложит к этому усилия, а может быть, и нет. Марина Тимашева: Еще один вопрос, с которым я обращаюсь к великому композитору, не касается книги. Сейчас речь идет о том, что музыкальное образование хотят подвести под так называемую Болонскую конвенцию. То есть, превратить нашу трехступенчатую музыкальную школу в сами знаете что - бакалавр, три года обучения и, потом, платная магистратура, по аналогии с европейскими странами. Как вы реагировали бы на такую реформу? Гия Канчели: Вы знаете, мне трудно на эту тему беседовать. Я никогда не преподавал, а когда учился сам, учился не очень хорошо. Поэтому единственное, что я могу сказать, что система образования, которая существовала в Советском Союзе, во всяком случае, я могу говорить о музыке, она, по-моему, была одна из самых лучших, и тому свидетельство на каждом шагу. До сегодняшнего дня выходцы московской, петербургской, киевской, рижской консерватории пользуются огромным авторитетом во всем мире. Естественно, такие же исполнители существуют во всех странах, но мне кажется, что профессиональный уровень наших представителей (я говорю наших, несмотря на то, что мы, к великому сожалению, постепенно расходимся), довольно высок. Марина Тимашева: Это не мы расходимся, это они, там, наверху, расходятся. Гия Канчели: Вопрос для меня этот довольно болезненный, довольно сложный, и значительный. Я согласен на то, чтобы все, что хотите, происходило, но мне бы не хотелось, чтобы грузинская культура отдалялась бы от русской культуры. Я считаю, что для нас это может обернуться очень плохо. Марина Тимашева: Вернемся к книге "Гия Канчели в диалогах". Я спрашиваю Наталью Зейфас. Гия Канчели как-то у меня раздваивается. С одной стороны, есть его театральная музыка, его музыка кино и, мне кажется, что сама внешность Гии Канчели гораздо больше подходит именно к его кино- и театральной музыке, то есть, к прикладной. Есть Гия Канчели симфонический, автор инструментальных произведений. Совершенно как будто бы иной, не жизнерадостный и не живописный, в некотором смысле. Какой он больше в книге, и как у вас складываются два этих персонажа? Наталья Зейфас: На самом деле, это один человек и очень хорошо об этом сказал -Гидон Кремер. Он сказал, что Гия разный, и юмор в нем есть, и доброта, и огромная внутренняя сила. Там еще есть интервью с художником Месхишвили, который написал портрет Гии Канчели. Там одно лицо в анфас просветленное, как будто он витает в облаках, и тут же профиль мрачный. Я у него спросила, не две ли это ипостаси личности. Он сказал, что нет, что Гия цельный, но просто у него и то, и другое есть. Марина Тимашева: А если говорить о персонаже Гии Канчели в этой книге, то каким он получился? Гия Канчели: Я не знаю, как на этот вопрос ответить. Я бы, все-таки, хотел, чтобы о моем персонаже судили, послушав мою музыку, а не прочитав книгу. Марина Тимашева: Те, кто знаком с музыкой Гии Канчели, но не с ним самим, видят в книге портрет человека глубокого, страстного и очень хорошо воспитанного - то есть строгого, скромного, уважающего других людей, умеющего ценить не себя в искусстве, а искусство как таковое. Ё - самая дискриминированная буква в русском алфавите, несмотря на сакральное седьмое место, которое она в нем занимает. Если не считать литературы для детей, буква Ё практически исчезла из печатных текстов на русском языке. Но если в России когда-нибудь начнется ёфикация, центром ее будет Ульяновск. Потому что именно здесь недавно установлен памятник букве Ё. Послушаем Сергея Гогина Сергей Гогин: Энциклопедии указывают, что букву Ё ввел в обращение историк и литератор Николай Карамзин, уроженец Симбирска, это историческое название Ульяновска. Карамзин издавал поэтический альманах "Аониды", где в 1797 году в одном из стихотворений впервые в слове слёзы встречается буква Ё в ее нынешнем начертании. При этом, редактор в сноске на этой странице сообщает: "Буква с двумя точками заменяет "ио"". Авторство идеи памятника Ё в Ульяновске сегодня оспаривают, как минимум, три человека. Но именно ульяновский художник Александр Зинин организовал в 1997 году празднование 200-летия буквы Ё. Когда был объявлен конкурс на лучший памятник Ё, победил проект Зинина. Вот как художник объясняет свой интерес к этой букве. Александр Зинин: Алфавитные знаки - это наисвященнейшие, фундаментальные знаки культуры. Алфавитный символ таит в себе такую мощь времен и веков, и эта мощь, когда с ним начинаешь близко соприкасаться, она начинает выходить. Тем паче, история буквы Ё -это самая выясненная история. При этом, мало кому знакомая. Даже исследователи начинают запутываться, а кто, все-таки, букву Ё непосредственно ввел. Сергей Гогин: Предложение ввести в русский алфавит новую букву для обозначения дифтонга "ио", впервые зафиксировано в протоколе заседания Императорской Российской Академии наук от 18 октября 1783 года. Директором Академии тогда была княгиня Екатерина Дашкова. В протоколе дана мотивировка: "Выговоры сии уже введены обычаем, которому, когда он не противоречит здравому рассудку, всячески последовать надлежит". Под выговорами здесь подразумеваются слова, где звучит Ё. Кстати, тогда было предложено ввести в азбуку еще одну букву - Г с точкой, для графического различения омонимов. Например, град, как город, и град как осадки. Решение академии должен был еще утвердить владыка Гавриил, который сделал это только год спустя. Ё приобрела свое начертание не случайно. Вот как об этом говорит художник Александр Зинин. Александр Зинин: Карамзин почему-то только маленькую букву печатает. Дело в том, что нижняя часть этой маленькой буквы Ё - это буква "и", верхняя, кольцеобразная - это буква "о", то есть тот самый диграф, только написанный вертикально. Но поскольку он уплотняется по горизонтали до размера одной буквы, вверху стоят две точки, подразумевающие это чередование по горизонтали, но на небольшом расстоянии. В дизайнерском смысле - это высший пилотаж. Дизайнером первого написания знака, отвечающего за многие созвучия, похожие на Ё, был Василий Евдокимович Ададоров, русский математик в 1731 году. Это, кстати, учитель Екатерина Второй. Сергей Гогин: Редактор журнала "Народное образование" Виктор Чумаков специально приезжал в Ульяновск на открытие памятника Ё. Он называет себя ёфикатором страны. Написал несколько книг, посвященных истории буквы Ё. В свою последнюю книгу он включил обновленный словарь употребления Ё, в котором более 12 000 слов, а также список из двух с лишним тысяч фамилий, в которых написание Ё обязательно. Виктор Чумаков говорит, что, не считая его журнала, сегодня только литературная и парламентская газеты печатают свои тексты с Ё. И призывает редакторов всех газет и журналов последовать их примеру. Виктор Чумаков: Вместо Ё писать и печатать Е - это хуже чем преступление, это ошибка. Ошибка эта делается сознательно. Думают, что можно букву Ё не печатать, и все будет понятно. В то время, как отсутствие буквы Ё в тексте замедляет чтение, искажает смысл и, действительно, может привести рано или поздно к катастрофическим последствиям. Сергей Гогин: О том, какие это могут быть последствия, рассказывает ульяновский краевед Сергей Петров, активнейший сторонник ёфикации и один из соавторов идеи памятника Ё. Сергей Петров: У нас есть город Королёв. Если удаляется буква Ё, возникает совершенно анекдотический случай - королевский вытрезвитель, королевский рынок, королевские проститутки и прочее. А буква Ё все ставит на место. Актриса Неёлова, если не ставить букву Ё, она превращается в Неелову. Великий шахматист был Алехин. А те, кто не знает, говорят, что он Алёхин. Беспорядок получается. Сергей Гогин: Для пропаганды Ё Виктор Чумаков использует придуманную им считалку. Виктор Чумаков: Ё твоё и ё моё, Сергей Гогин: Ёфикация страны дело веселое. А вот памятник в Ульяновске выглядит мрачновато. Это прямоугольная плита из черного мрамора, на которой выбита строчная ё. Памятник делала военно-мемориальная компания, которая занимается изготовлением надгробных плит. Шутники говорят, что это монумент памяти Ё, тем более, что, по замыслу, рядом с этим монументом должны впоследствии появиться небольшие памятники пяти буквам, в начале прошлого века исчезнувшим из русского алфавита в связи с реформой орфографии. Дело, однако, в том, что нынешний памятник временный. Тот, что по проекту Александра Зинина должен быть из красного гранита. Гранит везли из ближнего зарубежья. Пока растамаживали, получали сертификат, шлифовали, время ушло. Открытие памятника Ё было приурочено к открытию фестиваля культурных столиц Поволжья. Но сделать монумент не успевали. Тогда организаторы уломали Зинина на упрощенный вариант. Александр Зинин: Дежурное такое решение. Компания, которая этим занималась, очень меня просила, чтобы я это дело благословил. Я благословил и чистосердечно это сделал, потому что фестиваль, где это было одним из главных мероприятий, нельзя было срывать. Надо было сплетен. Как раз сплетники получили то, что они хотели. Сергей Гогин: Памятник по оригинальному проекту еще в работе. Зинин придает ему большое значение. Александр Зинин: В контексте Ульяновска современного, если мы сумеем решить такую соломоново-карамзинскую задачу, как установка памятника букве Ё, и сумеем сделать это по-настоящему, в нашем сознании появится точка опоры, от которой мы будем плясать и благоустраивать свою дальнейшую жизнь. Такие точки опоры нужны. Народу нужно еще то-то сверх хлеба, сверх зрелищ. Нечто глубинное, постигая которое можно открыть пути, как нам дальше идти. Сергей Гогин: Другой ульяновский художник Виктор Егоров тоже участвовал в конкурсе на лучший проект памятнику Ё. Виктор Егоров: Она еще не совсем умерла, эта буква. Она еще живет, и поэтому живому Ё можно еще поставить новый памятник. Я считаю, что памятников должно быть как можно больше и по разным событиям. Сергей Гогин: В скульптурном варианте Егорова буква Ё - печатная. Виктор Егоров: Нижний брус - это символ нижнего мира, верхний брус - символ верхнего мира. Там два шара - солнце и луна золотым и серебряным цветом. Ось, которая их соединяет, - это мировая ось. Короткий брус - это средний мир. И тут же есть место человеку, который встает на место и ощущает себя соединяющим космическое и земное начало. Сергей Гогин: Именно такой памятник два года назад установил Виктор Егоров на месте вымершего чувашского села Ёлкино, при поддержке местных фермеров. Сам художник родом из этих мест. Так что, строго говоря, приоритета на памятник Ё у Ульяновска уже нет. Егоров называет свой памятник живым и не без оснований. Виктор Егоров: Поставили три бруса на дубовой колонне высотой 4 метра. И теперь собирается там народ на массовые гулянья. 9 октября - это престольный праздник бывшего села Ёлкина. Народ собирается. Сейчас приходим - там цветы лежат живые. То есть, ёлкинцы приезжают. В этом году к 60-летию победы на этой колонне появился список ёлкинцев, которые не вернулись с войны. То есть памятник начинает жить. Мне рассказывали, что некоторые ёлкинцы, которые живут не так далеко, приезжают справлять к этому памятнику свои юбилеи. Сергей Гогин: В Чувашии к памятнику Ё отнеслись серьезно. В Ульяновске этот проект многие воспринимают как шутку, даже как издевку, неуместную на фоне экономических трудностей региона. Александр Зинин считает - сколько бедных не корми, они не станут богаче. Для художника смысл памятника в другом - буква Ё - священная карта. Александр Зинин: По сути дела всякая буква - это карта путей, которыми Господь строил мир. Вот, например буква Е, использованная Карамзиным. Если мы обратимся, то одной этой буквой выражали непроизносимое имя Бога. 20-й век - это век каких-то ораторов, соблазнителей толп. Мы все комиссарим и комиссарим. А какие-то очень простые, но очень глубокие тайны, которыми очень хорошо владели мудрецы древнего мира, мы не знаем. Они все заложены в алфавите. Сергей Гогин: Как ни относись к памятнику Ё, но с его появлением Ульяновск стал менее идеологичным. Теперь это не только родина Ленина, но и центр ёфикации страны. Есть в этом особый позитив. Марина Тимашева: Из-за несчастной буквы у многих россиян возникают постоянные проблемы. Если в одном документе вы пишетесь через е, а в другом через Ё, то доказывать, например, родство, вы будете долго и упрямо. Старинная дворянская усадьба графа Брянчанинова в Псковской области отмечает свой 100-летний юбилей в плачевном состоянии. Единственный способ сохранить памятник архитектуры - сдать его в аренду. Подробности у нашего корреспондента Анны Липиной. Анна Липина: Старые Липы - бывшее имение графа Николая Брянчанинова в нынешнем Локнянском районе псковской области. Усадьба располагалась на площади 15 гектаров. В огромном парке было несколько аллей из редких деревьев и кустарников, некоторые из них были привезены из Франции. Также украшала парк сеть прудов, которые были выкопаны вручную. Все пруды были соединены широкими каналами, по которым можно было проплыть на лодке к большому пруду. Барин желал создать красоту, но сегодня лишь две одинокие башни, как жалкое напоминание о былой красоте, встречают и провожают немногочисленных туристов. Николай Кондратьев: Эти тумбочки я просто так приволок сюда, ну для экзотики. Анна Липина: Садовник Николай Кондратьев проводит экскурсию по парку. Николай Кондратьев: Сажу как у барина. Были фотографии, как у барина посажена липовая аллея. Вон там посажено, вон там до самого конца. Я посчитал, что 102 липы посадил. Анна Липина: Деревья любил и дворянин Николай Брянчанинов. Для приусадебного парка привозил растения из всей Северо-Западной зоны. А главной своей гордостью считал дворец. В нем было более ста комнат, каждая носила своё название, соответствующее убранству: русская, египетская, белая, красная. Несколько залов было отведено под библиотеку и картинную галерею. 100 лет назад этот дворец стал подарком Брянчанинова молодой жене. А через несколько лет, после революции, во дворце устроили дом отдыха для красноармейцев, а потом здание разобрали на кирпичи. Две смотровые башни уцелели благодаря своей монолитности Говорит Нина Егерева, сотрудник районной библиотеки. Нина Егерева: Восстановить, конечно, можно одну башню, но тоже нужно затраты очень большие финансовые. Анна Липина: Сегодня усадьба находится на территории психоневрологического интерната. Стараниями его руководителя, а также местного садовника поддерживается жизнь парка. Нина Егерева: Сюда приезжают на экскурсию как паломники из Пскова, так и ребята из других городов, и всем очень нравится в этом парке и возле этого пруда. Анна Липина: В последний раз водоем чистили лет 10 назад, когда проводили мелиоративные работы. Сейчас то, как выглядел когда-то пруд с кристальной водой и белыми лебедями, можно только представить. Так встречает свой столетний юбилей один из уникальных образцов старинной парковой архитектуры. По мнению специалистов, усадьбы, подобные этой, можно отреставрировать. Увы, у государства на все - а только в Псковской области сохранились остатки нескольких десятков старинных дворянских усадеб, - нет средств. Единственный способ - найти на памятники арендаторов. Арендатору предлагаются особые условия - возможность зачёта арендной платы в счёт ремонтных работ на объекте. Но льготные условия, по словам председателя Государственного комитета по экономическому развитию и имущественным отношениям Псковской области Вадима Петрухина, тоже с особой оговоркой. Вадим Петрухин: Мы хотим ужесточить требования к арендаторам. Если мы установим какую-то арендную льготную ставку, но по условиям договора это не будет выполнено, арендная плата за весь этот срок автоматически поднимается до нормированной. И тем самым он вынужден будет заплатить, даже если расторгнет договор. Этого в принципе у нас не происходило. Анна Липина: Также планируется, что передача в аренду памятников будет осуществляться комиссионно. На комиссии будет определяться минимальная арендная плата и условия аренды. Как сообщил Вадим Петрухин, заявки на аренду памятников архитектуры в Псковской области есть, но они в основном поступают из других регионов. Другие передачи месяца:
|
c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|